Ньирбатор (СИ)

— Большое! — драматично встрял Волдеморт. — Мисс Джоркинс, внимание к людям не чуждо благовоспитанной леди. Так что не бойтесь слишком отяготить себя человеколюбием.

Госпожа от восторга прижала руки к румяным ланитам и помотала головой, словно только что был озвучен девиз её жизни.

Минуту-другую казалось, что Берта сейчас разрыдается, но Мальсибер, совершенно не стесняясь посторонних глаз, сжимал её подбородок, как бы собираясь сплющить челюсть, и она кое-как выдавила «прошу прощения, милорд, госпожа». В награду увалень чмокнул ей руку.

Он тиранит её. Это так. Но я бы не сказала, что так уж мучает. С тобой, дорогой дневник, я могу и пооткровенничать.

Этой ночью в мою комнату доносились вполне человеколюбивые звуки. Ритмичнoe поскpипывание кровати и биение спинки о стену с неутомимыми интервалами. «Cильнее... А-а-а!» — стонал глас магического спорта. Ему вторило пещерное урчание связующего гоблинов.

Если ты ещё не догадался, в чём дело, томить тебя я не буду: Берта скучала за Мальсибером, пока тот был червём. Я одного не могу понять: неужели так сложно было наложить на комнату заглушающие чары (караван вопросительных знаков). На втором этаже обитает госпожа, хотя, возможно, в силу своего возраста она спит крепко-крепко.

Если бы не моя бессонница, я верней всего не услышала бы этих страстей. А теперь не могу смотреть на Берту как прежде. Она кричала «сильнее!», а не «отпусти!». Это не отменяет того, что она жертва, но бывают жертвы, которые настолько свыклись со своим положением, что уже не могут иначе. В тот раз, когда Берта поведала нам с госпожой, почему Мальсибер так долго не просыпался, это звучало, словно он её принуждал. Но теперь эти подозрения рассеялись.

Погрузившись в раздумья, я запоздало поймала на себе знающую улыбку Лорда.

Дернулась и застыла; увязла, как муха в меду.

Его улыбка — как классическая формула приворотного заклинания, думала я. Прошло несколько минут, наполненных пульсирующей болью в груди, и когда я приподняла веки, передо мной сидел всё тот же Тот-Кого-Нельзя-Называть, он же Тот-Кто-Мне-Приснился, он же Тот-Кто-Не-Убил-Меня.

После обеда госпожа спровадила нас из замка, дабы оставить Волдеморта всего себе. Какой ему от этого прок, понятия не имею, но и ослу ясно, что он преследует какую-то свою цель.

— Пойдёмте, барышни, — тухло промолвил Мальсибер и, всё также не глядя а меня, тронулся с места.

И тут я коe-что вспомнила. Ей-богу, не могу нарушить протокол!

— Милорд, разрешите удалиться? — проговорила я ему прямо в затылок, нависая над спинкой дивана. Кончики моих пальцев уткнулись в ткань сюртука на его плечах. Когда он повернул голову, меня едва удар не хватил.

— Повтори.

— Разрешите удалиться, милорд?

— Да, иди, душенька, — старческим колокольчиком прозвенела госпожа.

Я не сдвинулась с места, сверля Лорда настойчивым взглядом. Он приподнял бровь. Красные зрачки размером с каштан впились в меня.

— Не посмею тебя задерживать... Присцилла.

Берта шагала шаткой походкой, держась за руку Мальсибера, являя собой образец послушной дочери, но никак не невесты. В мою сторону тот даже не смотрел.

Чтобы добраться до перехода в маггловский Будапешт, мы пересекли площадь Аквинкума. Центр города утoпал в криках торговцев. На прилавкаx кучами были cвалены cушеные бананы и ваpeные тыквы. На подходе к ателье Гретхен началась безвкусная неоновая вереница-разноцветица. Суета маггловского города мне чужда. Камерный гротеск Сабольча — это вся моя жизнь.

— Криспин… О Криспин! — Свободной рукой Берта потянула Мальсибера за рукав.

— Чего тебе? — сердито отозвался тот.

— Я больше не буду… Мерлином клянусь! Мне очень жаль, что я так себя вела. Я всегда буду хорошей… Только, пожалуйста, давай потом заглянем в тот сказочный паб? А, mon cherie?

— Это не паб. Это трактир.

— Вообще-то это таверна, — поправила я, защищая честь даже не таверны, а самой богини.

Мальсибер наконец взглянул на меня, но только злобно скрипнул зубами. А Берте ответил:

— Этот паб полнится пустой болтовнёй и хрустом крахмальных сорочек. Нам там нечего делать.

Мы медленно шли, когда откуда ни возьмись рядом возникла Алекто Кэрроу. С ней был её братец Амикус. Алекто посмотрела на Берту оценивающе, а братец зашептал ей что-то на ухо и они громко рассмеялись. Берте это не понравилось; она вытянула платок, чтобы высморкаться. Мне показалось, что этим она хотела скрыть, что вот-вот расплачется. Её глаза увлажнились, и оттого стали только ярче.

— Это ваша ручная зверушка, мистер Мальсибер? — взвизгнула Алекто.

— Ха! — пролаял Амикус. — Ничего не скажешь, очень симпатичная!

Мальсибер в грубой форме спугнул их — Кэрроу сначала покатились со смеху, но в конце концов отстали и скрылись в лавке деликатесов.

— Пойдёмте отсюда скорее! — раскричалась Берта. — Мне позарез нужно в ателье! У меня куча галеонов на расходы! Столько всего нужно купить!

— Собираешься весь день там проторчать? Отвечай! — завёлся гадкий Мальсибер. — Если так, Берта, ты сию же минуту возвращаешься домой!

— Госпожа велела отвести её в ателье, — сухо проговорила я.