Мальсибер молча шагнул ко мне, будто намереваясь придушить. Но не придушил.
Берта практически с разбега влетела в ателье Гретхен.
Ей там всё пришлось по душе, но по-настоящему она замерла возле модели женской ноги, обтянутой нейлоновым чулком с подвязкой на заколдованной пряжке, только недавно вошедшей в моду.
— О-о-о! Это мне так нравится! — воскликнула она. — Нo пoчему тут только oдна нога?
— Для демонcтрации модели, дура! — pявкнул Мальсибер.
Неподалёку стояли две ведьмы-старушенции и о чём-то беззубо толковали. Я расслышала фразу «невестка Батори». Это меня ошарашило. Народ, по всей видимости, считает Мальсибера каким-то приемным сынком госпожи. О боги...
Берта между тем опять слетела с катушек. В дальнем конце ателье она увидела маленькую мантикору на поводке. З рыком увернувшись от хватки Мальсибера, она помчалась смотреть на питомца. Хозяйка мантикоры смерила её угрожающим взглядом, трансфигурировала мантикору в какой-то колпачок и бросила в сумку.
На этот раз Мальсибер сам вытащил Берте платок, чтобы та вволю высморкалась.
— Обязательно было устраивать эту ерунду с уси-пуси?
— Но мантикора — само очарование, Криспин!
Он зло сжал челюсти и наклонился к ней, шепча ей что-то на ухо.
На лице Берты застыла маска безмолвного крика.
В ателье я убила добрых три часа. Если Берта решила пошить себе сногсшибательное платье, чтобы мозолить глаза Лорду, госпожа сразу поймёт и вытурит её из замка. Тогда никакой куклы не понадобится. Но я знаю, что госпожа не обидит дражайшего Криспина. Нет, истерика Берты играет более важную роль, нежели истерика госпожи. В ателье я поймала себя на том, что меня занимает вопрос, слышал ли Лорд то, что творилось ночью?
Оставив парочку возле кирпичного здания скотобойни, я пошагала в сторону заброшенного полицейского участка. Мы с Агнесой условились там встретиться и провести общий ритуал.
Это была её инициатива, а я, несмотря на свою измотанность и занятость, не смогла ей отказать. Вовек не забуду того, что она спасла меня от сглаза Лестрейнджа! Был момент, когда я подумывала отрезать клочок простыни с кровью Волдеморта, но в последний момент остепенилась — я не настолько самоубийца.
Агнеса уже сидела по-турецки в нарисованном мелом кругу, пока я применяла магглоотталкивающие чары. Снаружи, как-никак, была уйма магглов. Эти существа лишены магии и палочки, но они умеют всё портить.
Укрепляющий магию обряд прошёл удачно, судя тому, что я ощущала, как стальные oбручи, четырe дня cжимавшие мою голову, разжимались, а то, что Лорд скрутил меня в бараний рог, не казалось более чем-то чудовищным. Голова закружилась от дивной прохлады. Пахло миртом и лимонами. Потом очарование обряда рассеялось.
Агнеса взяла в привычку регулярно проводить такие обряды, поскольку наш образ жизни не назовешь жизнеутверждающим, и никогда не знаешь, что может с тобой приключиться. После обряда я немного отдохнула в уютном кожаном кресле инспектора Мазуревича.
— Госпожа считает его «красивым», но ты сама его видела, у него лицо такое, словно его расплавили, а потом обожгли... Вся его учтивость — это злейший фарс. Шепчет ей на ухо, но смотрит на меня... Этот взгляд дотрагивается до меня, иначе выразиться не могу, причём у меня такое чувство, будто всё вокруг меня наэлектризовано до предела, и я знаю, что молния ударит, но не знаю когда. А увалень ему не нужен. Со своей мещанской хитростью он годится разве что для политики, а Лорд превыше всего ценит магию, старую, нелицеприятную, непредвзятую... Ньирбатор, короче говоря. Он никогда не поступит так безрассудно, чтобы склонить госпожу к Мальсиберу. Это исключено! Но то, как он обращается со мной... Это смахивает на опыт взаимодействия с тем, кто может убить тебя не моргнув глазом. Это как игра. Увиливание от смерти. — Я тяжело вздохнула и откинулась в кресле, прикипев взглядом к гирляндам паутины на потолке. — А ты знала, что девиз Пожирателей — последний же враг истребится — смерть? А я вынуждена увиливать, а не истреблять, это как-то неправильно... Понимаешь?
В ответ на свою сбивчивую тираду я услышала молчание. Поискав взглядом Агнесу, я обнаружила, что она уютненько устроилась в кресле помощника инспектора и смотрела на меня с загадочной полуулыбкой.
— Скажешь что-нибудь?! — не выдержала я.
— Скажу, скажу, — пропела она с каким-то упрёком. Я выпучила глаза. — Во-первых, у тебя не было причин ломаться. Во-вторых, потому что ты в него влюбилась. В-третьих, это плохо.
Суббота, 14 мая
В доме Бартока стоял шум и гам. Пожиратели сновали туда-сюда, устраивали сцены, вместе с тем тесно группируясь вокруг старика Шиндера. А на крыльце стоял сам профессор Сэлвин. Сегодня было собрание.