Читаем Нина Горланова в Журнальном зале 2004-2006 полностью

И вообще он заметил: они вдруг стали все какими-то деловыми. Бегут по институту, мимо все: “Извини, старик, меня ждет машина”. Какая такая машина? И выясняется, что Матвей – уже проректор. Да пошли вы! Я тоже могу не пить. Это просто не проблема. Все-таки я сам психолог. Ученик самого Мерлина. Любимый притом... После смерти профессора так долго страдал, а вдруг недавно шел по Компросу и подумал: а ведь нет ее, смерти, нету! Жив он во всех нас... И тут ветка сама вдруг хрустнула – значит, Мерлин оттуда дал знак, что я на верном пути, что он жив... Хотелось об этом с кем-то поговорить, с красавицей какой-нибудь? Но для этого ее нужно разморозить, а чтобы разморозить, нужно ведь ее... понятно. Да и к тому же как освежишься огненной каплей, сил остается только искать в радиусе протянутой руки... а в этом радиусе нет сейчас никого...

Что делать? С женой не поговоришь! Она сразу: не пей. Один раз было: день не пил, два не пил. На третий жена загадочно говорит: “Что-то мусор не выносится”. Мусор выносит, день-два-три, не пьет при том. Жена свое: “Ремонт что-то давно не делали”. Гера не пьет, мусор выносит, ремонт делает... И тут слышит: “Денег совершенно не хватает”. Тут уж он, конечно, напился...

А Ира думала: у Лизы Василий дачу сам построил, у Вали муж на трех работах и всегда трезвый... Что Гера мог на это возразить?

С тех пор, как сын начал его бить, Гера две ночи старался поздно прийти, чтоб на глаза не попадаться. А они (вся семья), как ненормальные, в два ночи не спят! Ждут его! Такая обида взяла, что сказал – получил по зубам! Не так... сын тогда отминусовал еще один зуб. Сын думал, что отец превратился из солнца в выродка тьмы (не словами это у него выражалось, а в виде сгустка черноты при мысли об отце).

А ведь было летом двухтысячного, что не пил он снова. И долго, дней шесть. Непривычное чувство! В нем что-то было: то ли восхищение собой, то ли новая жизнь. Летний день, перезрелый уже, с одобрением смотрел на первые его шаги к креслу ректора... или к госпремии по литературе? Редактор “Уральского следопыта” писал, что так хохотал, когда читал его рассказы... Когда вот напечатают, жена забегает! “Герочка, давай купи себе новый костюм, поедем в Усть-Качку, полечим твои суставы”...

Он взял деньги (отпуск был), пошел в гастроном. Купил сыр, колбасу. А бутылку опять не купил. Но на зеленой остролистой траве, под юной березой – средь солнечных монет! – лежит в неге бутылка водки. И, что уж совсем “через сюр”, рядом в “Вечернюю Пермь” завернулся плавленый сырок! Смешно сейчас пить, когда Геру пригласили в Калмыкию, и можно хорошо подзаработать. Излагая удивленным сынам степи психологию делопроизводства.

Недавно, впрочем... давно, в девяносто третьем, туда ездил друг (ныне проректор). Говорит: собрали каких-то сплошных красавцев, которых чуть ли не на ходу с коней сняли. Ах, какие там кони!.. Тогда им Матвей излагал самые азы психологии, кажется. “Ассоциации возникают по сходству... Вот, например, про ваше лицо кто-то может сказать, что оно напоминает красивую лису”.

“Кто лиса? Я – лиса?” – Калмык в костюме от Кардена, так и не помятом бешеной скачкой, медленно жутко вытащил пистолет из-под плечной кобуры. Но выстрелить не успел – в него пальнул личный охранник Матвея, который его много раз предупреждал, почти умоляя: “Вы будьте осторожны в словах”. Этот охранник, тоже Кирсан кажется, как их Президент, был виртуоз: выбил пулей пистолет, но задел кисть. Раненый калмык, не издав ни звука, ловко перетянул предплечье галстуком, чтоб не истечь кровью до конца лекции. И даже взял ручку снова. Матвей не был так хладнокровен. У него мел в руке задрожал. Калмыки же уставились на него умными взглядами: ты же мужчина – ерунда все это, мы уже слушаем. А Матвей еще мысли свои не мог согнать в одно стадо. Тут дверь распахнулась – вбежали десять шкафов-охранников. С автоматами наперевес. А за ними медленно вошел Кирсан Илюмжинов. Он тихо сказал по-русски, чтобы уважаемый гость все понял:

– Я для вас постарался. Человека вызвал. Чуть ли не из Москвы. Хочу, чтоб вы были очень умные. А ты в него стрелять? А я тебя!

Тут такое началось: раненый упал на колени и пополз к президенту. “Я больше не буду!” Остальные тоже кричали: “Кирсан, пощади моего брата! Племянника! Возьми мою жизнь!”

Почему это так резко все – ярко – предстало перед глазами? А, из-за сырка... Матвей рассказывал, какой там вкусный степной сыр. Врал, наверное, что стрельба была... но с другой стороны, Гера как психолог чувствовал, что нечто такое в самом деле произошло в Калмыкии с другом. Водка уже вся выпита, а жаль... Гера посмотрел на часы. Скоро жена с работы придет. А при чем тут жена, если я за гаражами, в нежном поле, в уютных репейниках.

Когда он нам это все рассказывал, то про найденную бутылку употребил буквально слово “чудо”. А то, что это было античудо, он не понимал! Ведь тогда он хотел бросить пить. Как будто это выгодно тем силам, которые все время неравнодушно за всеми следят...

Вскоре после начала нового тысячелетия Гера позвонил нам по телефону:

Перейти на страницу:

Похожие книги