Нина Горланова в Журнальном зале 2004-2006

– Это же сын бьет Геру, вы не поняли? Якобы за то, что матери жизни нет от алкоголика. А как это может быть? Студенты Геру так любят! Он войдет хоть в какую незнакомую компанию, слова не сказал еще, а его уже все любят... – тут на ницшеанском лице Ю. В., не приспособленном для чувств, проступила вдруг скорбная нежность к другу.

Грех-то, грех какой! Сын отца бьет!

– Тсссс... Букур, не баси! Гера услышит. Он и так страшно, страшно переживает.

Бог-то накажет сынка!

– Нина, молчи!

Это было молодость назад. На день рождения Геры мы пришли (уже не помним, по какой причине) раньше времени. Гера вышел навстречу с гантелями, голый по пояс. На эти мышцы было страшно смотреть! Зацепившись за мышечный выступ, висел его сын Вадик. Он хвастался:

– А у папы здесь солнышко из вен! А у вас нет.

Да, солнышко было, оно казалось перевитым синими корягами, а не лучами... такая сила прет. Гера разговаривал с нами в прихожей, как это бывает в Перми, и положил гантели. “Вадик укати”. И сын увидел, что он не зря выехал к знакомым на отце – будет участвовать в настоящем мужском деле. Громыхая, покатил гантели на место, в спальню. Оттуда он кричал деловито:

– Сегодня еще Козявколенд! Явка провалена. Личинки в гестапо...

– Пусть жук-олень пошлет шифровку Юстасу! – откликнулся Гера. – И приготовь карты, схемы, вылепи муравьеда – старого уже расстреливали раз десять, он износился весь... Вспомнилось, что года три назад Ира родила второго сына. Или четыре года назад? Кажется, в году девяносто седьмом. Потому что Гера просил о разводе. Она подстраховалась, что ли. Удержать хотела? Тогда случайно знакомая нам рассказала о Гере: как он приходит к ее подруге Нэле...

У Нэли били невероятные, “нефтяные” глаза размером со столовую ложку. “Нефтяные” до такой степени, что даже какая-то радужная пленка зарождалась в зрачках. Он заметил ее в группе здоровья, где подрабатывал психологом. Для появления в жизни жгучего булькающего цемента, скрепляющего вокруг себя умных мужиков, нужны были деньги. А Морданов – не просто кандидат наук, но и автор книги! Его всюду звали тогда. Сначала он заметил в Нэле эту испаряющуюся смуглость... именно так, такой была ее кожа. А потом нефтяной взгляд! Гера сделал так, что в работе с парами Нэле не досталось партнера. Он предложил себя. И она положила свою руку (узкий пролитый кофе!) на его крабовидную лопату. Он стал что-то объяснять про психическую энергию, а у нее вместо восьмеричного движения получился смуглый обвив... Потом к нему подошел один: “Ты знаешь, что у Нэли группа инвалидности? Хочешь воспользоваться несчастьем смуглянки?” Наверное, просто Гере позавидовал.

Гера подыскивал слова для Нэли:

– Вот сегодня напечатал “перестойка” вместо “перестройка”! А это говорит о многом! (он ведь не только издал книгу о психокоррекции для пермяков с их гиперинтимностью – из-за сбоя щитовидки, который, в свою очередь происходил из-за нехватки йода в воде... он еще и рассказы писал, фантастику. “Перестройка в Букашкинленде” – цикл такой).

Она пригласила его в гости. И встретила на пороге квартиры. В ее взгляде на этот раз было два взгляда. Но Гера не испугался. Квартира Нэли развернула перед ним убогий набор: гитара, Дали, икона и еще позеленелый Будда. Но сама она... она верила каждому его слову! А о себе вчистую все рассказала: брат ворочает перекупами, отделяет ей на жизнь, у нее группа инвалидности, потому что не понимают люди, что демоны достают всех.

Неля закосила глазами еще сильнее, притиснулась двумя симметричными упругостями. – Да когда же поговорить? – запаниковал Гера.

– Я сразу же, что ли, должен платить? И свирепой грустью смяло сердце.

Потом она рассказала подружке: ну, не лез бы, если сердечко прихватывает! Иди, мучай свою жену. Всю ночь вокруг него носилась с корвалолом, в конце пришлось-таки вызвать “скорую”... Утешала еще: не за этим я тебя сюда позвала. А как же не за этим?!

Жизнь обложила со всех сторон, понял Гера. Жена с каждым днем все меньше жена, сын эмигрировал из сказочной страны Букашкинленд и отрастил широкие кулаки. Остается... да, остаются друзья.

Но друзья однажды сказали так:

– В тебе все-таки сто двадцать килограммов! Мы надорвались уже – тебя домой привозить. А твоя Ира еще не принимала груз...