Беда, как известно, не ходит одна. Зимой 1442 года от нестерпимых морозов погибло много людей. Что переживали москвичи в ту страшную зиму, можно представить по запискам англичанина Флетчера, который так вспоминал о зимней Москве: «Когда вы выходите из теплой комнаты на мороз, дыхание ваше спирается, холодный воздух душит вас. Не одни путешествующие, но и люди на рынках и на улицах в городах испытывают на себе действие мороза, одни совсем замерзают, другие падают на улицах; многих привозят в города сидящими в санях и замерзшими в таком положении; иные отмораживают себе нос, уши, щеки, пальцы, ноги и прочее. Часто случается, что медведи и волки (когда зима очень сурова), побуждаемые голодом, стаями выходят из лесов, нападают на селения и опустошают их: тогда жители вынуждены бывают спасаться бегством»[78].
Весной того же года от таяния «великих снегов» началось наводнение. Но настоящим злым роком Москвы, от которого не было никакого спасения, были страшные опустошительные пожары.
Летом 1445 года москвичам опять пришлось пережить дни смертельной угрозы. 7 июля войско великого князя было разбито татарами под Суздалем. Сам великий князь попал в плен, хотя сражался мужественно. По словам летописца, «на великом князе многи раны быша по главе и по рукам, а тело все бито вельми»[79]. «Плененный татарами, Василий II подвергся унизительной процедуре. С него сняли нательные кресты. Некий „татарин Ачисан“ отвез их в Москву и передал жене и матери великого князя. Этот зловещий „подарок“ привел в ужас весь двор. Весть о случившемся мгновенно распространилась и по городу. Началась паника, порожденная слухами о скором приходе татар»[80]. Великие княгини Софья Витовтовна и Мария Ярославна поспешили выехать со своим двором и боярами в Ростов. Это вызвало волнения в столице. Собравшиеся горожане завалили городские ворота, а «хотящих из града бежати начаша имати, и бити, и ковати». Когда попытки бегства были пресечены, жители сообща стали укреплять городские стены и сооружать временное пристанище для беженцев, которых в городе собралось множество. Они надеялись пережить нашествие под защитой белокаменных стен. Из-за летней жары и большого скопления людей в Москве начался пожар. За ночь город выгорел так, что в нем не осталось ни одного деревянного строения, рухнули некоторые каменные церкви и часть городских стен. «…а людей многое множество изгоре священноиноков и иноков, и инокинь, мужей и жен, и детей», — кратко и скорбно записал о том пожаре русский летописец.
Впоследствии Нил Сорский составил помянник усопших православных христиан. За основу он взял текст синодика святителя Кирилла Иерусалимского, но значительно дополнил его. Реалии, проступающие сквозь строки поминальной молитвы, оказались так похожи на русскую действительность, что русские книжники назвали ее «творением» старца Нила. Конечно, Нил переписал для себя эту молитву не случайно. В 1445 году будущему преподобному исполнилось 12 лет. Впечатления, полученные в эту пору жизни, глубоко западают в душу. И только молитва могла утолить пережитую скорбь: «Помяни, Господи, души всех людей православных, на ратях убитых и от язв умерших, и в городах и селах огнем пожженных, оружием и мечем убитых и всячески погубленных, тех, кто от рук безбожных и от междоусобной брани нужную (насильственную. —
К счастью, в те дни татары не пошли на Москву: полуразрушенные стены новой осады не выдержали бы. Великий князь вернулся в свою столицу только через пять месяцев, 17 ноября 1445 года. «Последствия страшного пожара всё еще давали о себе знать. Для великого князя даже не нашлось достойного пристанища в Кремле. Он вынужден был остановиться „на дворе матери своея за городом, на Ваганкове, а потом оттоле съиде в град, на двор княже Юрьев Патрикеевича“»[82]. Где в это время ютилась семья Майковых, мы не знаем. Вероятно, им приходилось часто покидать Москву и отстраивать свой дом заново после погромов и пожаров.