Нил Сорский

Кирилло-Белозерский монастырь с первых лет своего существования был оплотом московских князей. Основатель обители, преподобный Кирилл Белозерский, был родственником Тимофея Вельяминова, окольничего Дмитрия Донского. Он хорошо знал сыновей великого князя. Василию I Дмитриевичу преподобный дерзал давать советы по управлению княжеством. Именно Кирилл Белозерский стоял у истоков формирования идеологической концепции, говорившей о богоизбранности московских князей, о божественной сущности их власти и их ответственности за эту власть. Обращаясь к Василию Дмитриевичу, он писал: «Ты же, господин, сам Бога ради будь внимателен к себе и ко всему княжению твоему, в коем Святой Дух поставил тебя пасти людей Господних, которых приобрел Он честною Своею Кровию (Деян. 20, 28). Ведь раз сподобился ты получить от Бога великую власть, то столь же большим воздаянием ты обязан Ему за это»[86]. «Преподобный Кирилл, называя людей Господними, возводит мысль великого князя от временного и преходящего порядка вещей к порядку вечному, Божественному. Подданные князя не только подданные сего временного правителя, но люди Господни, вечное достояние Царя царствующих, которых Он искупил ценой величайшей жертвы на Кресте»[87].

На Руси великих князей на иконах и на миниатюрах часто изображали с нимбом, даже если они не были канонизированы. Все человеческое и мелкое, все пороки и недостатки меркли перед святостью их великой миссии — быть государем Русской земли и защитником Православия. К тому же пережитые Василием Темным страдания — ослепление, ссылка, заточение, — несомненно, придали мученические черты его облику. Вскоре в Вологду стали стекаться верные московскому князю люди. «…и поидоша к нему множество людей со всех стран, князи и боляре, и дети болярьские, и молодые люди, кто ему служывал, и паки кто не служывал, вси, иже зряще на нь, плакахуся тако велика государя, честна и славна по многим землям, видяще в толице беде суща»[88].

Служилые люди помогли вернуть слепому князю престол. «Одновременно тайные гонцы были отправлены к тверскому князю Борису Александровичу и к серпуховскому князю Василию Ярославичу, находившемуся тогда в Литве. Вероятно, послан был надежный человек и в Кириллов монастырь для предварительных переговоров с игуменом Трифоном, — предполагает Н. С. Борисов. — Василий сообщал о своем намерении вновь вступить в борьбу и просил о помощи. Все эти тайные пересылки были, конечно, смертельно опасным делом. Василий Темный знал о том, что среди окружавших его людей были и осведомители Дмитрия Шемяки. Одного доноса или перехваченного письма было бы достаточно для катастрофы. Горький опыт недавнего прошлого требовал крайней осторожности. Поэтому князь Василий, по свидетельству В. Н. Татищева, „вся сия тако тайне содевая, яко ни княгине его о том ведучи, токмо сам и тии послании“»[89]. Обычно такими «надежными людьми» были дьяки. Сам Василий II в свое время жестоко наказал Кулудара, пытавшегося предупредить Шемяку об опасности. История не сохранила имени дьяка, который, рискуя собственной жизнью, вел переговоры с кирилловским игуменом. Трифон снял с великого князя вынужденное крестное целование. Грех за клятвопреступление игумен взял на себя и на свою братию, а московского князя благословил идти против Шемяки. Посетив белозерские обители, Василий Темный в Вологду не вернулся. Он отправился в Тверь к своему союзнику князю Борису Александровичу.

В ночь на Рождество Христово, 25 декабря 1446 года, московско-тверской отряд под командованием боярина Михаила Борисовича Плещеева и тверского боярина Льва внезапным наездом захватил Москву. 17 февраля 1447 года Василий Темный вернулся в столицу, однако война с Шемякой закончилась только в 1453 году. Великий князь, которому уже порядком надоела погоня за своим двоюродным братом, отправил дьяка Степана Бородатого в Новгород с тайной миссией отравить мятежника. Дьяк через новгородского посадника подкупил личного повара Шемяки, который имел весьма характерное прозвище Поганка (нельзя держать подле себя таких поваров), и тот поднес несчастному Дмитрию отраву «в куряти». Современники предрекали скорую смерть Степану Бородатому, однако он прожил долгую жизнь и сделал неплохую карьеру при дворе московских князей. И все-таки возмездие не миновало его, через пять лет после гибели Шемяки он потерял сына. «Илья Стефанов, сын дьяков» погребен в ростовском Воскресенском монастыре. В ростовском Кремле до сих пор хранится удивительной красоты белокаменный крест, который дьяк поставил на сыновней могиле.