Никта

— Вы хотите, чтобы я убивала тех, кого вы видите монстрами, но я уже объясняла, что я не вижу их такими! Вокруг меня нормальные люди, и еще призраки.

— Не обязательно иметь тот же взгляд, как у меня, чтобы понять, кто главные разносчики яда. Вы, Катрин, и сами тот еще разносчик, но раз вы меня понимаете и соглашаетесь сотрудничать — у вас есть шанс очиститься.

Катрин стояла на лестничной площадке несколькими пролетами ниже чердака, вслушиваясь в отзвуки уличного шума и чужих голосов. Все они были реальны, как реальна лестница под ногами и бледные стены непонятного оттенка. Никаких кровавых подтеков на потолке и прочего сюрреализма.

Чертова статуя, как они ее там называли… Нерон. Если бы не она, можно было бы забыть все произошедшее, как страшный сон. Это ведь и был сон, каким-то кошмарным образом вмешавшийся в реальность.

Она не боялась Оникса и его угроз; Катрин казалось, что после всего, что она видела в эти дни, она потеряла способность бояться, очистилась от нее.

Очищение. Термин Оникса.

Дурацкий мальчишка, вбивший себе в голову свою правоту и упоенный безнаказанностью! Он начал напоминать Катрин мерзкого короля Джоффри из «Игры престолов», и она никак не могла избавиться от этой ассоциации, хотя актер, игравший Джоффри, внешне был полной противоположностью Оникса.

Мужчина в добротном сером пальто и с чемоданом в руках прошел мимо нее по лестнице вверх, Катрин не обратила на него особого внимания.

Ожившая статуя может стать проблемой. Надо что-то придумать на ее счет. Как все легко в приключенческих фильмах! Вырыть ловушку или воткнуть меч монстру промеж глаз! Катрин сомневалась, что она сможет стать тем самым героем, что проткнет мечом Нерона, да и Стефан не особо тянул на прославленного воина.

Катрин подловила себя на том, что как только дамоклов меч в лице монстра завис конкретно над ней, она стала думать об убийстве статуи гораздо интенсивнее, нежели когда статуя носилась по городу, пожирая случайных людей, которых она не знала; но ей не было стыдно. Не потеряла ли она совесть вместе с чувством страха?

Что, если натравить на Нерона бледного братца Стефана? Вот умора, битва двух глюков…

Но постойте, у Оникса же не одна статуя… О нет… Безумный скульптор с целой армией скульптур. Бледный мужик еще не знает, сколь велика будет возлагаемая на него задача!

— Ты спасешь Париж… и мир! — прошептала Катрин в пустоту, пожимая воображаемую руку стефанова хранителя.

Но тут послышались голоса.

— Нет, я не ошибся! Он может быть его тезкой, да, но номер паспорта! Номер паспорта не может совпадать! Пусть покажет паспорт! — гремел мужской голос. Другой, тихий, женский, что-то пытался ему возражать.

Катрин затаила дыхание, чтобы ничего не пропустить, но все закончилось так же быстро, как началось.

Мужчина стремительно пронесся по лестнице вниз мимо нее.

— Постойте… Пьер! — Катрин удалось вспомнить имя, которым тот представлялся, когда она лежала под грязным мешком с кляпом во рту.

Мужчина остановился.

— Откуда вы меня знаете?

— Я… я вас не знаю. Но я экстрасенс.

Максим

Максим был в Аду. Нижняя часть его туловища была полностью погружена в мутное бурое варево, кипевшее в котле. Максим хватался руками за края котла, обжигая его ладони и тут же покрывая их волдырями. Со всех сторон доносились крики грешников. Максим был одним из них, но не кричал: он не даст чертям насладиться его криком.

Но один вопрос все-таки не давал ему покоя.

— За что? — прохрипел он.

— За чернокнижие твое, — мерзеньким голоском, срывающимся на хихиканье, проронил черт, подбрасывая поленья в кострище под котлом.

— Я давно бросил это дело, — возмутился Максим.

— Ты не покаялся! Не покаялся!

Черт пустился в пляс вокруг котла. К нему присоединились и другие, и все они хором вопили на разные лады «Душонка-то у Гриньки непокаянная!», изредка попивая что-то прозрачное из кубков-черепушек.

— Попить бы, — попросил Максим. — Жарко.

— Зачерпни да хлебай! — завопил один черт.

— Девять бесин пьют, а Гриньке-рабу не дают! — завизжал второй, бросив полено прямо в котел. Максима обдало горячими зловонными брызгами.

Он вздрогнул и проморгался. Его тело возлежало в ванне, температура воды в которой поднялась до непростительной отметки. Максим выскочил из ванны, матерясь и проклиная момент, в который заснул.

Поленом, упавшим в воду, оказалась рукоятка душа, сорвавшаяся с крючка. Сто лет не купался в нормальной ванне, а тут раз — и сам все испортил.

Максим был в гостиничном номере. В подсобных помещениях кафе, где они жили с Катрин, нормальной ванны не водилось. А раскошелился на номер он потому, что в их околокафешных комнатах одновременно начали протекать потолки, откуда-то просочился пренеприятный запах, а пол наводнили крысы.

Испугавшись, что кто-нибудь из посетителей увидит сии египетские казни и позвонит в санэпидемстанцию, Максим закрыл кафе и вызвал бравых молодцев в защитных костюмах, чья реклама обещала быстро и эффективно избавиться от любой напасти, начиная от тараканов и заканчивая кротами-убийцами.