Николай Рерих

Церковь построена поблизости от малютинского теремка — белая, одноглавая, с большими кокошниками, плавно поднимающими шатер в синеву неба. Церковь — усыпальница Тенишева: из Брянска привезли его в свинцовом гробу, опустили в склеп еще недостроенной церкви. Каменщики возводили здание, покрывали его белой штукатуркой. На штукатурку лег холст — на нем возникла композиция Рериха: «Царица небесная над рекою жизни».

Художник пристально, постоянно изучает старинное искусство иконы и стенной росписи во всех ее школах, во всех эпохах: росписи новгородских Спаса-Нередицы, Спаса-на-Ковалеве, Спаса-Преображения, где горят на стенах голубые сполохи красок Феофана Грека, ярославские «прекрасные стены в теплых радостных красках, затканные чудесной живописью».

Казалось бы, ему самому ближе должны быть строгие тона северных школ. Но именно отзвуки ярославских радостных фресок оживают в рериховских изображениях святых. Ярославским фрескам посвящены самые восторженные строки Рериха: «Осмотритесь в храме Иоанна Предтечи в Ярославле. Какие чудеснейшие краски вас окружают! Как смело сочетались лазоревые воздушнейшие тона с красивою охрою! Как легка изумрудно-серая зелень и как у места на ней красноватые и коричневатые одежды! По тепловатому светлому фону летят грозные архангелы с густыми желтыми сияниями, и белые их хитоны чуть холоднее фона. Нигде не беспокоит глаз золото, венчики светятся одною охрою. Стены эти — тончайшая шелковистая ткань, достойная одевать великий дом Предтечи…»

И заветные мысли о красоте древней жизни: «Когда смотришь на древнюю роспись, на старые изразцы или орнаменты, думаешь: какая красивая жизнь была, какие сильные люди жили ею, как жизненно и близко было искусство»…

Прошлое видится вне конкретной исторической реальности, вне имевших место жизненных противоречий — только в идиллии, только в красоте.

Художник вовсе не копирует старинных мастеров, но учится у них. Всматривается в сочетания красок — золотистых, алых, охристых, голубых, сгущающихся в синее, в фиолетовое. В розовые и беглые города с башенками, с храмами, с арками и колоннами, построенные по законам обратной перспективы. Понимает ритм этих росписей и икон, где нет ничего лишнего, где все линии плавно переливаются одна в другую, где веками выверены плавные жесты, изгибы тел, складки одежд и покрывал. Следуя иконным мастерам, создает единую роспись храма, где все композиции дополняют друг друга, выдержаны в единой тональности, в едином ритме. В «Пархомовке» и «Талашкине» могут быть схожими сюжеты и сами фигуры святых, может повторяться ритм. Но каждому храму — своя тональность, свой цветовой, музыкальный ключ.

В моленной, где должно преклонять колени семейство Лившиц, — золотистые фигуры «благих посетивших» и архангелы на вишневом фоне. В «Пархомовке» — светлые силуэты святых. Чистыми золотыми, карминными, белыми, бирюзовыми красками расписывается талашкинская церковь.

Богоматерь благословляет текущую у ног ее реку, по которой плывут корабли. Вокруг царицы небесной простерлись города, охраняемые ангелами; молитвенно обращены к владычице мира святые. Выше — шествие пророков, поклоняющихся кресту.

Образ богоматери был всегда утешением одурманенных и опечаленных. Разнообразным царицам небесным — государыне-Одигитрии, умиленной Нечаянной Радости, Троеручице, Утоли Моя Печали — возносили молитвы о детях, просьбы о мире. Поднимали к небу Неопалимую купину, когда пожар охватывал избу и ревели забытые в хлеву коровы. От канонов древней живописи отходили Васнецов и Врубель; к канонам древней живописи возвращался Рерих. Живописи даже не русской, но византийской, где богоматерь — величавая Владычица, сидящая на престоле. Она охраняет Реку жизни и спасает малых людей, как в стихах Федора Сологуба, таких популярных в десятые годы:

«Да с плеч своих сняла
Святое покрывало,
И все село покрыла,
И всех людей спасла…»

Рерих пишет строгую царицу небесную; словно ей сопутствуют не умиленные молитвы, но торжественные, стройные хоры. Такими живописными хорами и изображены в «Талашкине», в «Пархомовке» трубящие ангелы, вереницы пророков, святые угодники, представшие у трона.

Рериховский Спас Нерукотворный, изображенный в мозаике суровых лик, следит огромными глазами за входящими в храм, напоминая о необходимости очиститься, обратить помыслы к возвышенному. Живопись — торжественный хорал, мерцающий золотом и лазурью, живопись — строгий и стройный гимн. Живопись — словно сцена из спектакля Старинного театра, обращенная к современному человеку.

Когда-то святейший синод возмутила церковная живопись Врубеля, страстная и смятенная. Его эскизы росписей Владимирского собора были отвергнуты ради достаточно эклектичной, но всех устраивающей живописи Васнецова.