Ни кола ни двора

"Логвиненко Светлана Александровна родилась в 1973 году в городе Вишневогорск. Единственный и поздний ребенок в семье инженеров, она с детства проявляла тягу к языкам. Окончила институт лингвистики и международных коммуникаций в Южно-Уральском государственном университете, изучала китайский и японские языки. Некоторое время работала в бюро коммерческих переводов, затем в туристической фирме. До постановки страшного диагноза — рак, Светлана никогда не занималась рисованием, однако борьба с болезнью подтолкнула ее к творчеству. Светлана погрузилась в поиск новых форм и фактур, результаты ее работы вы можете увидеть здесь, на нашей выставке".

Текст был не очень профессиональный, но милый. Кроме того, я сомневалась, что так уж Светка и занималась поиском новых фактур и форм.

Поразило меня совсем другое — как много белого осталось на листке с ее биографией.

Какая короткая жизнь.

В зале было много людей, относительно, во всяком случае, размера помещения. Стало даже чуть тесновато.

В соседней комнате на столе расположились яркие пятна каких-то закусок, бутылки с вином.

Женщины в строгих костюмах прохаживались у картин с бокалами в руках, будто на каком-нибудь воображаемом ими биеннале. Глубокая провинциальность сочеталась в них с королевской серьезностью.

Сначала наш приход никто не заметил, но мама быстренько вышла в середину зала и раскинула руки в приветственном жесте.

— Дамы и господа, — сказала она.

Публика была самая разношерстная: серые музейные работницы, чиновники и чиновницы невысокого полета в серьезных, строгих костюмах, парочка ярко накрашенных студенток в косухах, мужчина, похожий на преподавателя искусствоведения, дядя Леша, папин друг, тоже крупный местный бизнесмен с филантропическими замашками и пивным пузом.

Я заметила даже уборщиц в штатском. В детстве, когда меня привозили к маме на работу, я частенько имела с ними конфликты по поводу моего внешнего вида или скорости бега.

Я прошептала Толику:

— Видишь две стоят? Это "зеленые патрули". Я называла их так за форму. Все время меня отчитывали.

Толик громко засмеялся, и это привлекло дополнительное внимание к маминым словам.

— А вот и Светлана Логвиненко, художница, — объявила мама. — Самый главный человек на открытии выставки.

Светкины глаза сделались огромными и неестественно блестящими, я даже снова испугалась, что сейчас она и умрет. Но Светка только прижала ладонь к глазам, плечи у нее затряслись.

Она еще не плакала, но была к этому близка, когда раздались аплодисменты. Аплодисменты совершенно разных людей, которых объединяло только одно — они видели Светкины картины.

— Простите, — сказала она, хватаясь рукой за воздух, будто ей протягивали микрофон. — Я совсем не готова к этому. То есть, я счастлива, просто я не знаю, что сказать.

Обычная женщина Светлана Логвиненко, окончила институт, кое-где поработала и теперь умирала.

Прекрасная художница.

Люди молчали и смотрели на нее, никто даже не перешептывался. Как же велико у нас уважение к смерти.

Толик вдруг подался к Светке и поцеловал ее в щеку. Тогда она заговорила:

— Вы знаете, я никогда не думала, что мои рисунки — это картины. А это картины. Так удивительно видеть то, что я делала, то, что я помню, как я делала, в рамке. Извините, наверное, я повторяюсь. Я просто правда не знаю, как реагировать. Я сейчас так счастлива.

Она заулыбалась, но из глаз у нее текли слезы.

Я точно не знала, плачет она от счастья или нет. Возможно, она плакала, потому что когда-нибудь эта выставка закончится, и ее картины уберут. Я бы плакала от этого.

Или от того, что людей слишком мало.

Или мне не нравилось бы помещение.

Я вообще вечно всем недовольна.

Светка утирала слезы и говорила:

— Спасибо вам, мне так приятно, так приятно.

Голос ее казался неожиданно сильным и живым.

— Наверное, художнику полагается рассказать о своей работе, но я не знаю, что именно. Это все просто я.

Никто не понял, что Светка закончила речь, поэтому она пробормотала:

— Все.

И опять люди захлопали ей. Мама лучилась от счастья, папа выглядел очень довольным, Толик прошествовал отдать дань бутербродам, он вовсе не казался гордым, хотя без него тоже ничего бы не вышло. Выходило так, словно ему все равно — обычный Толик в хорошем настроении.

К Светке подходили люди, говорили ей приятные слова.

— Это чудесно, — сказал заместитель мэра Верхнего Уфалея (мама сообщила мне это шепотом, ткнув в него пальцем), изможденный, подвыпивший, толстый мужик. — У меня троюродная сестра — глава краеведческого музея. Это не совсем то, что нужно, но у нас есть место для экспозиции, и мы могли бы разместить ее там на постоянной основе. Это очень, очень интересно.

Он произносил это так: оч-чень, оч-чень.

Мужчина, похожий на преподавателя, пожал Светке руку.

— Прекрасный пример аутсайдерского искусства, — сказал он.

— Аутсайдерского? — спросил папа.

Мужчина засмеялся:

— Нет-нет, я имею в виду не только не профессионального, но и более искреннего.