Ни кола ни двора

Жаль, что меня никогда не увлекали динозавры. Было бы очень просто стать второй мамой.

Мама пила кофе, чашку короновала большая шапка из взбитых сливок, их она поддевала ложкой.

— Мам, — сказала я. Она не отреагировала, продолжала печатать, только чуть нахмурилась.

— Мам!

Тут мама подняла на меня глаза, очки съехали с ее носа, выражение лица сначала было растерянным, потом стало строгим.

— Явилась, — сказала она.

Строгость у мамы получалась не очень хорошо, по Брехту, а не по Станиславскому.

— Привет, — сказала я.

— Тоня омлет приготовила, иди поешь, — сказала мама, сложив руки на груди.

— Ты злишься?

— Да, — ответила она, стягивая очки, потерла глаза и нащупала на столе пачку сигарет. — Да, я злюсь, а ты как думаешь? Ты могла предупредить хоть кого-нибудь? Хотя бы Катю, зачем нам вообще Катя, Господи?

— Я думала, вы не против, раз уж Толик у нас живет.

— Твой папа в долгу перед Толиком, — сказала мама. — Он его не выгонит. И никто не против, если ты общаешься с ним, просто не надо пропадать до ночи, вот и все.

Мама помолчала, взглянула на экран компьютера. Роль взрослой давалась ей нелегко.

— И, если хочешь знать, Толик в качестве друга не очень-то тебе годится.

— Почему? — спросила я. Мама помолчала.

— Он добрый, — сказала я. — Мы ездили в Вишневогорск, помогать людям.

— Он рассказывал, — ответила мама.

— Тогда почему? — спросила я.

— Потому что я знаю его лучше, чем ты, — сказала мама, закуривая. Движение вышло нервным, ярким, почти театральным. Мама глубоко затянулась, подалась назад, чтобы открыть окно, едва не свалилась со стула.

— Давай я сама.

Распахнув окно, я вдохнула влажный, холодный воздух. Сегодня осень стала гуще, сильнее. Непобедимое движение времени.

Я развернулась к маме. На маме был махровый халат с героями "Земли до начала времен", в который она зябко куталась. Ноги у мамы были голые, она то и дело поджимала пальцы с красными ногтями, терла пятки друг о друга.

— Хорошо, — сказала я. — Так ты считаешь, что он плохой человек?

Мама молчала.

— И что поэтому нам не стоит общаться?

Она взяла ложечку, поковыряла шапку из сливок, так похожую на облако.

— А что, — спросила я. — Папа тоже слишком плох, чтобы быть моим папой?

— Это другое, Рита, — наконец, ответила мама. — Твой папа — совсем другое дело.

Но я не понимала, почему. Выходило, что мой папа тоже убивал людей ради денег. Прямо как Толик.

— Почему?

— Потому, что он твой отец.

Мы помолчали. И я вдруг поняла, что мама в самом деле считает, что мои чувства к Толику — наивное любопытство, что я не могу в него влюбиться. Как не влюбилась когда-то она.

Мама не считала, что он нравится мне, как мужчина. Она понятия не имела, что я чувствовала вчера, в автобусе, как я к нему прикасалась. Не знала мама и о том, что мы делали в Вишневогорске, в каких были местах. Она не знала, что мы с Фимой пили водку, и я отдала Фиме свой мобильный.

Вдруг меня осенило, что необходимо передать Фиме зарядное устройство. Чтобы она могла крутить "Земляничные поля навсегда" столько, сколько захочет.

Мама сказала:

— Я давно знаю Толика.

Из этого, вероятно, должен был получиться какой-то вывод, но я не могла его озвучить в связи с недостатком информации, а мама ничего больше не говорила.

— Мы просто подружились, — сказала я. — У него интересная философия, и он помогает людям. И меня берет с собой. Считай, что я занимаюсь благотворительностью.

— Твой папа не волнуется, — сказала мама. — Потому что он — мужчина. Говорит все то же самое.

Может быть, подумала я, мой папа просто больше похож на меня.

— Не понимаю, о чем ты.

Я подошла к ней, положила альбом на стол, взглянула через мамино плечо на экран компьютера — сплошные графики, схемы и ссылки.

Я сказала:

— Ты думаешь, он сделает мне что-то плохое?

Мама засмеялась.

— Нет, конечно, нет. Толик — друг твоего папы. И он очень любит меня. Меня, скорее, пугает, что с ним ты попадешь в историю.

Вчера я попала в такое количество историй, и мне так понравилось, что сердце мое до сих пор билось по-особенному.

Конечно, я не собиралась от всего этого отказываться.

Я сказала:

— Мне нужна твоя помощь. Мы были у одной девушки, она больна раком. У нее такой огромный живот и совершенно лысая голова. И она делает такие чудесные вещи.

Я раскрыла перед мамой альбом.

— Такой психодел семидесятых, правда?

Мама листала альбом, на мозаики Светки она смотрела завороженно, с суеверным испугом и восхищением. Ее аккуратный пальчик скользнул по чешуйкам.

— Удивительно! — сказала мама. — Вот это чувство цвета.

— И орнаменты такие архаические, — сказала я. — Мне тоже так нравится. Мам, а, может, можно устроить ей выставку?

— Цветочек, у нас музей естественной истории.

Я легонько улыбнулась. Мне повезло знать кое-что из того, что мама не знала. Она долистала до динозаврика, мозаики, из которой выступал зеленый силуэт тираннозавра. Мама вгляделась в него, радостная, отвела руку с альбомом, вновь приблизила его к глазам.

— Вот, — сказала я. — Смотри, как в тему.

Мама нежно улыбнулась, погладила чешуйчатого, орнаментального и в какой-то степени монументального зверя.