Ни бог, ни царь и не герой

— Мой, конечное дело, а то чей же, вашбродь?

— Н-ну-с, не хочешь говорить правду — твое дело. Свезем тебя на опознание в твою волость. Если паспорт чужой — пеняй на себя. Будем судить как бродягу, проживающего по подложному виду. А может, того хуже? Может, ты человека убил и украл его паспорт? А?

— Да что вы, ваше благородие, какой же я убивец?

— Вот мы все выясним. Если врешь — сгниешь в тюрьме, юноша!

На том допрос и кончился.

Через несколько дней меня и трех студентов вызвали в контору. Студентам выдали их чемоданчики, чайник. Мне возвращать было нечего: я был гол как сокол.

Отвели нас на вокзал. У перрона уже стоял пассажирский поезд. К нашему удивлению, нас ввели в первый от почтового обычный пассажирский вагон.

— Повезло вам, что не этапом отправили, — весело сказал высокий молодой жандарм — он был старший. — Мигом доедете и вшей не наберете.

Больше для вида, чем для настоящей изоляции от остальных пассажиров, жандармы велели не поднимать одну полку. Вот и все.

Такой оборот дела меня обрадовал: значит, не считают важным преступником! Ну, Петрусь, теперь не дремли.

Поезд тронулся. Прощай, Либава-мачеха!

Студенты, должно быть, были парни состоятельные, в деньгах не нуждались. Почти на каждой большой станции жандармы бегали по их поручениям купить чего-нибудь то к завтраку, то к обеду, то к ужину. У меня прямо-таки слюнки текли — уже целые сутки я жил «наизусть». Чтобы не видеть, как вся компания то и дело принимается весело жевать, я повернулся на своей полке лицом к стене и притворился, что сплю.

Но студенты оказались не такими людьми, чтобы не обратить на это внимания.

— Слушай, приятель, — обратился ко мне один из них, — ты что, болен, что ли?

— Здоров, — неохотно процедил я.

— А чего ж ты ничего не ешь?

— Он же чист, как турецкий святой! — захохотал молодой жандарм.

Второй, с длинными усами и медалью, тоже рассмеялся:

— Точь-в-точь святой! Ни у него, ни у нас ни копейки его денег нету.

— Что ж ты нам ничего не говоришь?! — посерьезнел студент. — Так не годится. Мы же товарищи по несчастью. Ты, брат, этак не доедешь. А ну-ка, слезай с полки, присоединяйся!

Я слез и присел к столику.

Дело шло уже к вечеру, и мои новые друзья собирались ужинать.

— Послушай, господин жандарм, — обратился к старшему тот самый студент, который предложил мне вступить в их коммуну, веселый паренек со светлой, колечками, бородкой, в расстегнутой рубашке под студенческой курткой. — Купили бы вы на следующей станции бутылочку хлебной? Ну что нам шестерым от нее станет? Ровным счетом ничего. Только малость веселья прибавится.

Стражи ломались недолго: видать, сами были не прочь выпить на даровщинку. На станции усатый жандарм сбегал в вокзал и, вернувшись, извлек из кармана своей шинели желанную бутылку.

— Только, господа, без шума, — попросил молодой жандарм. — Потише. Тогда все будет в порядке. И вам хорошо, и нам.

Приготовили ужин.

— А ну, служба, подсаживайтесь и вы. Артель так артель! А то через два дня будем дома, тогда всему аминь!

Студенты чокнулись с жандармами, выпили.

— А ты что же?

— Непьющий, — со смиренным видом ответил я.

— Ну-у?! — изумился другой студент, наголо бритый, сверкавший круглым черепом. — А ну-ка, дай-ка на тебя посмотреть. Первый раз непьющего вижу!

— Ты что, может, обет дал? — заинтересовался третий — здоровенный детина, которому впору было в цирке тяжести поднимать. — Или маменька с папенькой не велят? Так ведь они не узнают. А эти дяденьки, — указал он на жандармов, — ничего тебе не скажут и родителям не передадут. Они мужики неплохие, — подмигнул он мне. — Мы на них не в обиде — что ж служба у них такая. Жить-то надо…

Жандармам очень понравились слова студента — вишь, мол, даже скубент сочувствует нелегкой жандармской доле. Они скорбно вздыхали и поддакивали.

Поезд почему-то долго стоял.

— Ну, что это — одна склянка?! — проговорил бритый студент, разглядывая бутылку на свет. — Словно ее и не было!

На этот раз ушел за выпивкой молодой жандарм. Второй сел за проходом у бокового столика. Двое студентов завели с ним какой-то игривый разговор, а тот, что с бородкой, уселся около меня и тихо спросил:

— Тебе ехать на родину можно?

Я так же тихо ответил:

— Нет, нельзя.

— Мы, брат, сразу так и поняли. Ну, слушай. Ты уж бегал с жандармом за кипятком. Пойдешь и за покупками, уж мы устроим. Жандармы привыкнут, что ты телок, никуда не денешься. А там увидим. Мы с ребятами еще подумаем, как лучше тебе помочь.

— Спасибо, — от всего сердца сказал я.

В это время вернулся старшой.

— Скат у одного вагона меняют, вот и стоим. — Он поставил на столик бутылку.

— Слушай, служба, — обратился к нему бородатый, — раз поезд пойдет еще не скоро, надо бы здесь продовольствием запастись. А то кто его знает, где утром будем, достанем ли что на завтрак. Да и кипяток нужен. А в помощь захватите вон Соколова. Пусть его ветерком продует — может, он с нами все-таки выпьет. А, Соколов?

— Не, я непьющий, — как можно застенчивее возразил я. — А помочь — чего ж, я помогу.