Ни бог, ни царь и не герой

Крепостная тюрьма оказалась угрюмым трехэтажным кирпичным зданием. Она непосредственно замыкала стены крепости и мрачно глядела на внешний мир своими подслеповатыми зарешеченными окнами. Неизбежная процедура приема, и я очутился во втором этаже следственного корпуса, в камере номер шестьдесят четыре.

Захлопнулась дверь, и на меня с интересом и любопытством уставились три пары глаз. Я тоже стоял и молча разглядывал своих сожителей по камере: каких людей бог послал?

Один из моих сокамерников, уже немолодой, был в тельняшке, матросской куртке — видимо, моряк. Другой — совсем пожилой, типичный грузчик. Третий — портовый рабочий или железнодорожник.

— Здравствуйте, — вежливо произнеся.

— Здорово, если не шутишь, — ответил за всех моряк. Он встал, подошел ко мне, откровенно окинул взглядом с ног до головы и, видимо, удовлетворенный осмотром, протянул: — Та-ак… Значит, нашего полку прибыло… Ну что ж, будем знакомы, — он протянул мне здоровенную ладонь, но не назвался. И вдруг весело воскликнул: — Ого, ребята, да он богач! У него с собой целый мешок! Уж не жратва ли?

— Верно, жратва, — подтвердил я и выложил оставшийся хлеб и колбасу на столик. — Угощайтесь.

Мои новые знакомцы сразу оживились. «Жратва» с невероятной быстротой исчезла в трех истово жующих ртах.

— Ну, признавайся, за что ты сюда попал? — спросил моряк, покончив с едой и ковыряя какой-то щепочкой в зубах.

Я рассказал о своей неудачной прогулке в военный порт.

— Не знал я здешних порядков, вот и влип ни за что ни про что. Может, вы знаете, что за это будет? А? — как можно наивнее спросил я.

— А при допросе что тебе предъявили? — деловито справился моряк.

— Шпионаж.

— Шпиона-аж! Ого!.. — моряк подмигнул сокамерникам, и все они расхохотались: — Ловко они берут тебя на пушку! Шьют шпионаж, а посадили к нам! Ха-ха! Слышите, братцы! Это к нам-то шпиона сунули?!

— А вы за что же сидите? — в свою очередь, спросил я.

— Я по пьяному делу кабатчицу пришил, — объяснил моряк. — Вот уж месяц никак следствие не закончат. Он, — моряк указал на грузчика, — за кражу: на пропой свистнул. У него уж дело кончилось, скоро судить будут. А Михаила совсем за пустяк. Он помощником машиниста на маневровом паровозе работал, здесь в порту. Малость выпили они с машинистом, тот и ушел с паровоза к дружкам, «добавлять». А Михаила стал маневрить и в тупике столкнул с рельс цистерну с нефтью. Тоже уж больше месяца следствие идет. Так что получается, — вздохнул моряк, — все за водку сидим. Так-то, малый… Все ничего, да только раз мы считаемся подследственные, то нам ни свиданий, ни передач, ни писем не положено. Вот и оголодали малость.

— А разве здесь совсем плохо кормят?

Моряк зло усмехнулся:

— Вот завтра сам увидишь…

Значит, не удастся сберечь свои деньги.

Потянулись длинные дни. Больше никуда не вызывали, и меня стали одолевать тревожные раздумья: уж не раскрыли ли, кто я такой на самом деле? Или наводят справки? Если так, плохо мне будет. Придется изучить географию тюрем чуть ли не всей Российской империи — от Балтийского моря до далекой Якутии. Вот это будет университет!

Месяц сидения был на исходе, когда меня, наконец, вызвали к знакомому подполковнику.

— Так ты, говоришь, искал работу?

Ого, появилось обычное «ты»! Добрый знак!

— Так точно, ваше высокоблагородие.

Подполковник нажал кнопку и приказал вошедшему солдату:

— Свидетеля Никодимова сюда.

В комнату шагнул знакомый холеный мужчина с оттопыренной губой и в инженерской фуражке — агент по вербовке рабочей силы. Он подтвердил, что я действительно просился на работу. То же самое показал и другой свидетель — помощник агента.

— Хорошо. Вы свободны. Ну вот, молодой человек, — обратился ко мне подполковник. — Счастлив твой бог! Оснований привлекать тебя к военному суду нет. Передаем тебя гражданским властям. Пусть займутся тобой они.

Вот так да! Гражданским властям — значит, в полицию!

Я распрощался со своими сокамерниками. Конвоиры доставили меня в крепостную контору и передали городовым, а те отвели в обычную городскую тюрьму, в пересыльное отделение.

Со мной в одну камеру попали трое студентов-технологов и несколько крестьян. Студенты объясняли, что они уклоняются от призыва и их должны отправить на родину в Москву. Крестьян забрали как беспаспортных бродяг. Они тоже ждали путешествия этапом. Один я не знал, что со мною будет.

Дня через три снова вызвали на допрос. На этот раз мной занялся жандармский ротмистр. Когда я вошел в его кабинет, он перелистывал паспорт. Мой?! Ротмистр положил паспортную книжечку на край стола:

— Тэ-эк-с, юноша… — Почему жандарм назвал меня «юношей», я так и не понял — было мне в ту пору под тридцать, и к тому же носил я бороду, которая меня отнюдь не молодила. — Скажи-ка мне… Живы твои родители?

— Да, — наугад ответил я.

— Вот как?

Я поправился:

— Когда уезжал из дому, были живы.

— Ах, вот как, были живы, когда уезжал? И папаша и мамаша?

— Ну да.

— Тэ-эк-с… Что-то не сходятся твои показания с ответом из волости, — ехидненько взглянул на меня ротмистр. — Вот что, братец, ты уж лучше не морочь нам голову, скажи прямо: это твой паспорт?