Читаем Ни бог, ни царь и не герой полностью

Уездный исправник и начальник жандармского управления мгновенно поняли тактику прокурора. Им ведь тоже не раз приходилось сталкиваться с железнодорожниками — передовым отрядом уфимских рабочих.

— Ну, господа, не стесняйтесь, расскажите нам все откровенно, — любезно заговорил прокурор. — Поверьте, мы не меньше вас взволнованы. — Для убедительности он даже приложил руку к сердцу.

Вперед вышел Павел Гузаков. Он прежде всего потребовал немедленно перевязать раненых и в кратчайший срок закончить следствие по делам симцев — партийцы стремились, чтобы случайно попавшие в тюрьму рабочие были поскорее освобождены.

Прокурор тут же вызвал врача и обещал сделать все для ускорения следствия.

— Так что же все-таки у вас произошло! — уже с ноткой нетерпения спросил прокурор, вытаскивая блокнот.

Павел кратко и точно рассказал обо всем и заявил еще два требования: тотчас донести о погроме в Петербург, в министерство юстиции, и никого не наказывать за пролом стены.

— Пусть сейчас же даст слово! — веско сказал кто-то из-за спины Павла.

— Правильно, пусть даст гарантии при нашей администрации и при адвокатах!..

Прокурор наклонился к исправнику, потом к инспектору тюрьмы, что-то невнятно буркнул им сквозь зубы и снова обратился к арестантам:

— Хорошо. Обещаю, что репрессий не будет.

Прокурор быстро вышел из камеры, за ним поторопились его присные. Со звоном захлопнулась тяжелая дверь. Через минуту заключенные услышали, как открылись двери соседней камеры — начальство продолжало обход.

Пролом в коридор закрыли каким-то наспех сколоченным деревянным щитом. Вскоре пришел врач с санитаром, осмотрели и перевязали раненых.

Когда врач удалился, в камеру к симцам явился надзиратель и попросил их, именно попросил, собирать вещи. Всех политических перевели в двухэтажный корпус и разместили внизу в двух камерах.

Уфимские власти резко изменили отношение к политзаключенным симцам — вежливая просьба надзирателя была в этом смысле первой ласточкой. Алешу Чевардина перевели в загородную тюремную больницу, где обычно содержали лишь тяжелобольных арестантов.

Так потерпела крушение попытка уфимских черносотенцев «стихийно» расправиться с симскими повстанцами. Пролетарская Уфа не дала в обиду своих друзей и соратников.

А в мощном отпоре «иванам» решающую роль сыграли симцы-боевики: их сплоченность, решительность, отвага, умение драться и дисциплина сплотили вокруг них заключенных.

<p><strong>КАК УКРАЛИ АЛЕШУ</strong></p>

Все происшедшее в тюрьме стало мне известно позже, из рассказов отца и сестры. Вскоре после этих событий партийная организация приказала мне перебраться из трамшацких лесов в Уфу — обстоятельства требовали, чтобы боевики были наготове. Заключенным рабочим могла понадобиться помощь. И в первую очередь мы хотели вызволить Алешу Чевардина; против него были самые неопровержимые улики, и ему грозила тяжелая кара за участие в восстании.

Родственники Чевардина обратились к прокурору с просьбой, чтобы он разрешил посещать Алешу в больнице и приносить ему передачи, но натолкнулись на довольно резкий отказ. «До тех пор, — заявил прокурор, — пока следствие по делам всех арестованных симцев не будет закончено, Чевардину не разрешу ни свиданий, ни передач». Нам были ясны причины такого решения прокурора: власти пытались использовать запрещение свиданий и передач как метод давления на симцев. Мы знали, что следователь регулярно посещает больных заключенных, методически мучая их назойливыми длительными допросами. А подследственные нужных показаний не давали, требуя скорее их судить, — они отлично понимали, что при тех скудных данных, какие имелись в руках следствия, большинство неизбежно будет оправдано.

Через некоторое время одному из адвокатов каким-то образом все-таки удалось получить позволение изредка посещать Чевардина. Через этого защитника мы узнали, что Алексея оперировали, извлекли пулю, и теперь он пошел на поправку — уже ходит с палкой. Затем нам стало известно, что следствие закончено, и Чевардина вот-вот могут возвратить в тюрьму.

Совет Уфимской дружины решил воспользоваться тем, что тюремная больница охраняется куда слабее, чем тюрьма, и попытаться «украсть» Алешу. Медлить было нельзя.

Совет дружины поручил Васе Мясникову и мне как можно скорее собрать необходимые сведения о расположении больницы, подходах к ней и дорогах. Мы должны были установить, велика ли численность охраны, каков порядок смены постов, крепки ли ограда и решетки в окнах.

Полтора суток мы с Васей вели тщательное наблюдение за больницей. Оказалось, что она окружена садовой изгородью и деревьями. Изгородь ветхая, легко можно разобрать несколько балясин. Весь двор между забором и лечебным корпусом густо зарос травою и крапивой. Построен лечебный корпус «глаголем», окна забраны редкими решетками из тонких — всего в четверть дюйма — железных прутьев. Их ничего не стоит перекусить специальными саперными кусачками с длинными ручками. Такие кусачки у нас имелись.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии