Ни бог, ни царь и не герой

Занятия начались в Лесном институте. Но вскоре из-за неосторожности одного из студентов-инструкторов полиция обнаружила школу и явилась в институт. Мне удалось, спустившись по водосточной трубе, скрыться. Избегли ареста и другие товарищи.

Некоторое время я прожил в Питере, перебираясь с одной конспиративной квартиры на другую, а потом, в январе 1907 года, получил направление за границу, во Львов. Наша бомбистская школа переносилась туда.

Я выехал в Киев с явкой в Южное военно-техническое бюро, к его ответственному организатору Евгению Алексеевичу Фортунатову, известному под кличками «Петр», «Евгений» и «Лохмач». Южное военно-техническое бюро возникло осенью 1906 года. Тогда же для партийного оформления этой организации «Лохмач» ездил в Питер, где договорился с Надеждой Константиновной и Леонидом Борисовичем Красиным. По их предложению «Лохмач» отправился на собравшуюся в это время конференцию военно-боевых организаций в Таммерфорс, чтобы познакомиться с постановкой боевой работы, а главное — чтобы связаться с представителями Петербургского комитета и нашей, уральской организации. Делегатами Урала в Таммерфорсе были Иван и Эразм Кадомцевы, Филипп Локоцков и Володя Алексеев. Переговоры закончились успешно. Руководители уральских боевиков обещали «Лохмачу» финансовую поддержку.

К январю 1907 года, как раз к моменту провала питерской школы, Южное военно-техническое бюро окончательно оформилось как самостоятельная партийная организация. К этому времени бюро сумело наладить переброску через границу транспортов оружия. В руках работников бюро, в частности в опытных руках В. И. Богомолова — «Черта», присланного в Киев Красиным по указанию Владимира Ильича, сосредоточились связи с иностранными революционерами, которые помогали закупать за рубежом крупные партии пистолетов. В Киеве уже действовала мастерская бомб, в которой работала большая группа специалистов, главным образом студенты: Гарфункель, Фрейман, уральцы Тагунов, Голотов, Борис и Анатолий Воинственские и ряд других.

Боевой центр возложил на Южное военно-техническое бюро всю техническую и организационную работу по созданию Львовской школы бомбистов.

Когда я приехал в Киев, там стояла промозглая, чисто осенняя погода. Меня, северянина, это очень удивило — ведь шел январь!

У нас, подпольщиков, существовало святое правило: все, что необходимо, — явки, пароли, адреса — либо запоминать, либо записывать сложным шифром, а уж ключ от шифра обязательно держать в памяти. Прибываешь в назначенное место — первым делом где-нибудь в укромном уголке расшифруешь все это и заучишь наизусть. Такой порядок был крайне необходим: он страховал нас от случайных провалов.

По расшифрованной явке я разыскал «Лохмача» в книжном и писчебумажном магазине на Фундуклеевской улице. Магазин этот принадлежал студенческому «Товариществу на вере», а официальным владельцем его числился штабс-капитан Киевского арсенала Жданович, один из инструкторов Киевской мастерской бомб.

Оказалось, что приехал я слишком рано, и мне предстояло дожидаться еще нескольких товарищей, тоже следующих во Львов, и «Петровича» — члена Южного бюро, который непосредственно ведал Львовской школой. Всех нас, будущих курсантов, собирались переправить в Австрию.

Фортунатов устроил меня на конспиративную квартиру на Жилянской улице. Здесь я повидался с Володей Алексеевым, «полномочным представителем» нашей боевой организации, «аккредитованным» при Южном бюро, и с его помощницей Людмилой Емельяновой.

Неожиданно у меня оказалось много свободного времени: другие курсанты и сам «Петрович» еще не приехали. Я принялся бродить по Киеву — хотелось познакомиться с этим красавцем городом. Да и никогда не мешает подпольщику хорошо знать место, куда забрасывает его капризная судьба.

Ненароком я попал в полицейскую облаву на различный мелкий уголовный люд, на беспаспортных, бродяг и других «отверженных» большого города; что-то во мне вызвало подозрение блюстителей порядка. Всех задержанных — нас набралось человек сорок — сначала препроводили в участок на Подоле и посадили в «холодную», а когда стемнело, выгнали из камер и под конвоем повели в тюрьму. Шли мы берегом Днепра. Накрапывал нудный мелкий дождь пополам со снегом. По пути попадалось много лесопилок, и штабеля бревен и досок почти сплошной стеной тянулись меж дорогой и рекой.

Шагал я и ругал себя на чем свет стоит. Это ж надо так глупо попасться! А окажешься в руках властей — живо дознаются, кто ты такой. Дело дрянь!

«Эх, — подумал я, — была не была! Попробую улепетнуть! Повезет — буду жить и работать, а нет — убьют, умру без мучений, как солдат на посту…»

Сказано — сделано!

Я шел левофланговым в середине колонны. Скинув тяжелое пальто, — в кем было бы трудно бежать, — шепнул впереди идущему:

— Прими шубу…