Ни бог, ни царь и не герой

Во время побоища Лаушкину удалось сообщить комитету, что в тюрьме вспыхнул бунт, убивают политиков.

Несколько комитетчиков сразу бросились в депо и железнодорожные мастерские поднимать рабочих. Другие помчались к защитникам симцев и с ними вместе к прокурору и губернатору.

Депо и мастерские дали гудок тревоги. Мастеровые побросали работу. Начался митинг. Быстро решили: всем — на улицу! Большая часть двинулась прямо к тюрьме, а остальные — к губернатору, требовать управы на тюремщиков.

Глухо рокоча, внушительная масса рабочих захлестнула улицу и потекла вперед, в город. В самом центре манифестация встретилась с целым кортежем — впереди мчались два экипажа, окруженные четырьмя конными стражниками, за ними кавалерийский эскадрон. В пассажире переднего экипажа демонстранты сразу узнали прокурора окружного суда. Во второй пролетке ехали местные популярные адвокаты по политическим делам — Кийков и Ахтямов. Вряд ли этим оппозиционно настроенным адвокатам приходилось когда-либо раньше ездить с таким «почетным» эскортом!

Прокурор крикнул что-то кучеру, тот натянул вожжи. Остановилась и охрана.

— Господа, — поднявшись с сиденья и держась за плечо кучера, обратился прокурор к рабочим. — Господа, в чем дело? Куда вы?

— В тюрьму! — закричали из толпы.

— К губернатору!

— В тюрьме политических убивают!

— Куда смотрите, господин прокурор?

— Господа, господа! Тише, прошу вас! — с необычной мягкостью, вежливо заговорил прокурор. — Господа, заверяю вас, что его превосходительству господину губернатору обо всем уже известно. Он уже распорядился. Вы видите, я еду в тюрьму. Со мной господа присяжные поверенные Кийков и Ахтямов, защитники заключенных симских мастеровых. Убедительно прошу вас не беспокоиться. Даю вам честное благородное слово, что обстоятельства дела будут строжайшим образом расследованы, и я приму необходимые меры.

— Пусть скажут защитники! — закричали в толпе рабочих.

Встал присяжный поверенный Кийков.

— Господа рабочие, господин прокурор сказал правду: мы действительно едем в тюрьму. Я не имею полномочий говорить за представителей власти, — это прозвучало у Кийкова очень многозначительно, — но что касается нас, адвокатов, мы сделаем все, чтобы виновные были наказаны. Будьте уверены.

Демонстранты правильно поняли Кийкова. На плечи соседей поднялся один из рабочих.

— Товарищи, — спокойно, но ясно и звонко сказал он. — Будем просить защитников после приехать в депо, объяснить нам, что там произошло, а главное — как произошло все это беззаконие. И что предпримут господа, — он сделал ударение на этом слове, — что предпримут господа губернатор и прокурор. А пока что, для верности, я предлагаю все-таки идти за господином прокурором к тюрьме…

— К тюрьме! — многоголосо откликнулась демонстрация.

Прокурор нервно пожал плечами и, опустившись на сиденье, толкнул в спину кучера. Экипажи тронулись. Зацокали, высекая искры из булыжников, подковы коней. Рабочие заметили веселую, поощрительную улыбку на губах адвоката Кийкова.

Манифестанты тесной массой двинулись вперед за эскадроном.

Район тюрьмы превращен в военный лагерь. Со всех сторон тюрьму, словно неприятельскую крепость, которую предстоит брать штурмом, окружали войска.

Солдаты и конные стражники заняли всю Достоевскую улицу; Александровская, Аксаковская — запружены народом. Кроме рабочих, здесь собралось много обывателей. Всю эту человеческую громаду удерживали на подходах к тюрьме солдаты и городовые.

В толпе ходили всяческие толки, слухи, суды и пересуды. Никто как следует не знал, что же произошло. Известно было только одно: «шпана» напала на «политику», но в конце концов «политика» расколошматила в пух и в прах «шпану».

Когда манифестация деповских влилась в Александровскую улицу, из тюремных ворот выезжала пожарная машина, запряженная тройкой коней. Это породило новую волну слухов. Кто-то уже говорил, что заключенные — не то политики, не то уголовники — подожгли тюрьму, и сгорела канцелярия со всеми бумагами и делами, и теперь нельзя будет разобрать, кто за что сидит…

А в это время начальство во главе с прокурором и тюремным инспектором, под охраной городовых и жандармов, начало «расследование». Они вынуждены были проводить его в присутствии адвокатов.

С металлическим скрежетом отворилась дверь второй камеры, и туда ввалились все «власть предержащие».

— В чем дело?! — гаркнул инспектор. — Что за бунт?! Здесь вам не завод, а тюр-рьма!

Однако прокурор проявил себя человеком более дипломатичным, чем бурбон-тюремщик. Он прекрасно понимал, что дело может повернуться против властей, что черносотенное «шило» явно торчит из гнилого «мешка», сшитого тюремной администрацией, и что надо поаккуратнее замять скандал. Прокурор отлично знал силу деповских рабочих, грозно ожидавших перед тюрьмой вестей о своих арестованных товарищах. Поэтому он ловко оттеснил инспектора тюрьмы.

— Не надо волноваться, господин инспектор, они нам сейчас все объяснят, — дружелюбно, с мягкой улыбочкой проговорил прокурор.