Ни бог, ни царь и не герой

Мы долго уговаривали Сашу. Он, видимо, понимал, что может погубить и себя и нас, и, наконец, согласился.

Трудным и опасным был наш путь в Ашу. Но с помощью Никифора Кобешова мы избегли всех опасностей и поздно вечером доставили Александра к сестре. Увидев его, исхудалого, с ярким болезненным румянцем на щеках, она не сдержалась, заплакала.

— Это же тень, а не человек, — шептала она.

Мы подождали, пока Сашу уложили, расцеловались с ним и, взяв его браунинг, ушли. Больше мы его не видели.

Дней через пять-шесть мы специально послали в Ашу Никифорова узнать, как у Саши дела. Лесник пришел мрачнее тучи.

— Полиция пронюхала про Лександра, — угрюмо процедил Никифор. — Забрали его… Доктор спорил, жаловался, говорил, что человеку помереть спокойно не дают — ведь у него легких почти не осталось. Не вняли. На носилках потащили в тюрьму…

Вскоре мы узнали горькую весть: Саша протянул в тюрьме еще дней шесть — железный был организм у парня! — и умер.

Так погиб скромный боец партии Александр Киселев.

А мы с Мишей продолжали нелегальную жизнь в лесах.

ВОССТАНИЕ В СИМЕ

Поздняя осень принесла с собой морозные утренние зори, в лесном уборе гор уже давно преобладали золотисто-оранжевые тона.

Мы с Мишей держали связь между партийными организациями заводов Южного Урала, продолжая жить в старых лесах и молодых зарослях Трамшака, верстах в тридцати с лишним от Сима и в пятнадцати-двадцати от Аши. Время от времени мы меняли свою «резиденцию», но основной нашей базой оставалась сторожка лесника Никифора Кобешова.

Мы много бродили по лесам и горам. Такая жизнь на вольном воздухе среди чудесной южноуральской природы на нас подействовала благотворно и бодряще. Мы поздоровели, окрепли. Совсем иначе «чувствовала» себя наша обувь: «туристские» и охотничьи походы не прошли для нее даром, и она была в довольно неприглядном состоянии. Михаил решил пробраться в Сим и договориться, чтобы друзья постарались достать для нас крепкие сапоги — ведь нам предстояло провести в лесу длинную уральскую зиму. Заодно Миша хотел проведать родителей в поселке Биянка под Симом, он давно их не видел.

Мы договорились, что я стану ждать Мишу у Никифора Кобешова. Если он через неделю не вернется к леснику, я отправлюсь в Ашу и у наших наведу о нем справки. Связь Аши с Симом у нас была налажена. Миша намеревался добираться до Сима лесными тропами и поэтому рассчитывал попасть в село не раньше, чем через два дня. Два дня туда, два — обратно, день-два там, ну и на всякий случай накинули еще день-два — так и составилась неделя…

Миша двинулся в путь, а я отправился в глубь леса поохотиться на рябчиков и глухарей. Охота прошла удачно, я вернулся в сторожку, обвешанный дичью. Пару дней я был как бы гостем Никифора и его ласковой и внимательной жены. Целыми часами я сидел на крыльце, с увлечением читая «Девяносто третий год» — этот роман Виктора Гюго был в то время у многих наших молодых партийцев настольный, а если говорить точнее, — запазушной книгой. Какие уж там у подпольщиков столы!..

Минуло четыре дня. Понемногу стали закрадываться беспокойные мысли: «Как-то там Миша, не случилось ли с ним чего-нибудь?» Я волновался все больше. Наконец решил: «Двинусь-ка понемногу к Аше. Узнаю, что слышно…»

— Если Михаил придет сюда, а меня еще не будет, скажи ему, — попросил я Никифора, — что я вернусь, как условились на восьмой день.

Два дня я был в дороге. На седьмые сутки после ухода Михаила из леса я постучал в двери домика Ереминых. Мишина сестра была в тревоге. Оказалось, что старик Гузаков поехал из Биянки в Сим, там тяжело заболел и его положили в больницу. Братья Михаила — Павел и Петр — тоже уехали в Сим.

Болезнь Мишиного отца была ударом не только для Гузаковых, но и для всей нашей организации: Василий Иванович не был партийцем, однако умело помогал нам, снабжая ценной информацией и продовольствием.

Я понял, что теперь Миша может задержаться. Это грозило ему серьезной опасностью. Меня охватила тревога за друга. Я решил, не теряя ни минуты, тоже идти в Сим. Мне предстояло преодолеть пешком более сорока пяти верст. Двигаться напрямик целинной тайгою очень тяжело. Я выбрал путь по Трамшацкому тракту — хотя по нему идти днем я не мог, опасаясь людей, все же эта дорога сберегала мне и силы и время.

Я старался быть как можно осторожней. Прошло двое суток. На третьи я продолжил путь, едва только начало светать, рассчитывая войти в Сим в сумерки.

Напряженно приглядываясь и прислушиваясь, шагал я обочиной дороги, готовый скрыться в чаще при первом скрипе телеги или звуке шагов.

Вдруг издалека донесся дробный цокот лошадиных копыт. Поминутно топот становился явственней, приближался. Кто-то мчался по тракту бешеным карьером.

Я притаился в придорожных кустах. Кого несет в такую рань?!

Конь летел во весь опор. К самой холке пригнулся всадник. Я всмотрелся… Миша?! Да, Миша!

Радостный, я выскочил на дорогу.

— Мишка! — рявкнул я во всю глотку и бросился к Другу.

Он сразу узнал мой голос и так круто осадил коня, что тот взвился на дыбы.