Ни бог, ни царь и не герой

Вот уже и Миньяр. Обогнули вокзал и отошли от него верст пять. Погода все хуже и хуже. Мы промокли до нитки от дождя и пота. До Аши оставалось верст двенадцать-тринадцать, когда Василий захныкал:

— Чем так жить — лучше пропасть, — скулил он, шмыгая носом и вытирая его рукавом. — Не хочу больше мучиться!.. Не пойду дальше!

Вот оно, когда сказалось бытие! Василий вырос в довольно зажиточной семье, никогда не испытывал жизненных невзгод. И вот при серьезном испытании скис. Василий и раньше не всегда вел себя как подобает боевику: например, бросил всех и убежал, когда мы возвращались после «экса» на динамитном складе. Но мы так обрадовались, что он нашелся, — как-то даже и не упрекнули его тогда: что ж, и на старуху бывает проруха…

Но теперь это уж переходило всякие границы. И все же я попытался уговорить Королева:

— Подумай, разве можем мы не выполнить задания?! Мы же оружие несем, оно необходимо партии. Да и недалеко совсем осталось. Ну, какие же мы будем боевики, если струсим? Да назад и невозможно. В Миньяре мы никого не знаем, провалимся. А тогда каторга, а то и «вешалка».

Я всячески хитрил, пытался «заходить» то с одной, то с другой стороны, но тщетно. Королев наотрез отказался идти дальше. Он снял мешок и потребовал, чтобы я отдал ему деньги, что нам выдали на кормежку. Я не выдержал:

— Черт с тобой! На, забирай деньги, сволочь! Отдавай браунинг и катись к дьяволу! Я один дотащу.

— А как же я без оружия буду? — и не отдает.

— Да зачем оно тебе, такому нюне?! Чтобы провалиться, подарить его фараонам?

Я не выдержал и кинулся на Королева с кулаками. Надавал я ему здорово, отнял револьвер, взвалил на себя оба мешка и, не оборачиваясь, зашагал в Ашу. Королев же вернулся в Миньяр. Больше я его никогда не видал…

В Аше у Ереминых ждал меня Павел Гузаков — старший брат Миши. Он принял груз и поставил меня на конспиративную квартиру к моему дяде Павлу Булавину. Как и было условлено, через три дня я получил медикаменты и одежду и отправился восвояси на этот раз другой дорогой: по взгорьям, через углесидные печи, где было много своих.

Михаил здорово отругал меня за то, что я не смог уговорить Королева, а за то, что забрал у него оружие, похвалил.

Утром мы с Мишей отошли вверх по ручью еще версты три и отыскали небольшой хрустально чистый родничок. Над ним решили построить небольшую хибарку с железной печкой. За то время, что я перетаскивал оружие, Михаил успел даже припасти для «стройки» несколько бревен. Значит, зимуем здесь…

Но как же Саша Киселев? Мы делали для него все, что могли: одевали потеплее, смастерили из жердей койку и постелили мягкого душистого сена, не жалели лекарств, но он чувствовал себя все хуже и хуже… Питание наше было, конечно, не для тяжело больного туберкулезом. А главное — сырость и холод. Что делать? Глядя на Сашу, который держался мужественно, пытаясь не подать виду, как ему плохо (он даже шутил и смеялся, стараясь нас развеселить), хотелось плакать от бессилия.

А тут еще однажды явился к нам с тревожными вестями Петя Гузаков: в округе полно пешей и конной полиции, стражников. Они все время крутятся возле Биянки.

— Вам надо перебираться, — заявил Петр. — Двигайте к речке Трамшак, там и леса не хуже здешних. А главное — больше своих лесников. Скажем, Никифор Кобешов — верный мужик, надежно вас укроет.

Легко сказать — перебраться! Саша почти не мог ходить. Но делать нечего — надо!

Мы собрали все необходимое и втроем двинулись в путь. Саша совсем обессилел, пот лил с него градом, он то и дело просил остановиться и натужно кашлял. Удивительный это человек! Ему было очень трудно, однако он не унывал, весело смеялся, расписывая, как мы нагвоздим продажным шкурам-стражникам, если они на нас нападут. И это были не пустые слова: у каждого из нас в кармане лежал браунинг с несколькими обоймами, а у Миши еще три самодельные бомбы. И если бы дело дошло до стычки, мы недешево продали бы свою жизнь.

Шли мы страшно медленно. За весь день проделали лишь половину намеченного пути — верст двенадцать. Пришлось заночевать. Набрели на лесистую котловину: видимо, когда-то здесь геологи что-то искали и бурили шурф. Расположились на ночлег. Устали мы все так, словно прошагали верст сорок.

Утром проснулись — туман, как бывает в начале сентября. Решили обождать, пока туман рассеется, чтобы Саше было не так тяжело. А пока что Михаил взялся чистить свою охотничью берданку. Почистил, смазал, зарядил, но, видно, не поставил на предохранитель. А Саше захотелось посмотреть ружье. То ли он взял берданку неосторожно, то ли задел спуск, но только неожиданно раздался гулкий выстрел, пошло гулять эхо.

— Ах, чертяка! — вскрикнул Михаил. — Пуля пробила рукав его тужурки, надетой внакидку.

Эхо смолкло. Мы прислушались: как будто тихо. Тронулись дальше. Прошли мы, быть может, с версту.

— Ложись! — скомандовал вдруг Михаил. — Полиция…

Впереди, совсем недалеко, между деревьями в нашу сторону двигалась редкая цепь пеших полицейских. Сомнения не было — их привлек выстрел.