Ни бог, ни царь и не герой

— Товарищи, мы не имеем права допустить, чтобы нас разгромили, — сказал наш командир. — Партия приказывает нам не складывать оружия. Значит — осторожность. Надо сберечь силы к решающему дню. Все нелегальное убрать из домов немедля. По своим садам не прятать, зарывайте либо на гумне, либо на заводе, либо за селом. Найдут — не узнают чье. Если кому грозит непосредственная опасность, придется перейти на нелегальное положение. Еще раз повторяю: мы обязаны сберечь наших людей, чтобы, когда придет час, было кому взять оружие.

Боевой организации стало известно, что Митя Кузнецов, Вася Лаптев и я попали на заметку. Совет дружины распорядился, чтобы я перепрятал всю находившуюся у меня нелегальную литературу, записи занятий дружины, инструкции по сигнализации и, конечно, всю бомбистскую технику: динамит, пироксилин, патроны гремучей ртути. Было решено: утром ко мне зайдут Оля Сулимова и моя сестра Агафья, и мы втроем отнесем все к брату Ольги, литейщику, он у полиции на хорошем счету.

Вернулся я с собрания очень поздно. Собрал всю нелегальщину, упаковал. Не раздеваясь, прилег на кровать и с трудом задремал…

На рассвете, когда еще не выгоняли скотину, к нам сильно застучали. Я вскочил и схватился за браунинг. Мать метнулась к двери.

— Кто… там? — испуганно спросила она.

— Это я… Лаптев Вася… Откройте, — отвечал прерывистый голос.

Мать отворила. В избу прямо-таки ввалился, задыхаясь, Василий.

— Понимаешь… такое дело, — не очень связно выдавливал он слова. — После собрания мы немного выпили… с ребятами… Я до дому дошел поздно… Смотрю — обыск… Я бежать… к тебе… Думаю, у Ванюшки, наверное, полиции нету…

— А тебя не заметили? — резко спросил я.

— Нет, что ты! Я осторожно…

В этот момент моя мать испуганно вскрикнула:

— Сынок! Стражники! Бегите!

Я глянул в окно: полиция была совсем близко.

Как был, в одном белье, я выпрыгнул в окно и перескочил во двор к соседям. Лаптев выбежал через сени и нашим огородом побежал к лесу. Меня полицейские не заметили, а Лаптева увидели и открыли по нему стрельбу. Но тот не растерялся, вспомнил, чему учили на занятиях дружины, и помчался крупными прыжками. И ему и мне удалось благополучно скрыться в лесу, в частых зарослях черемушника. Но там мы разминулись.

Так, без штанов, я просидел в лесу до самого вечера. Когда стемнело, решил пробраться потихоньку домой — надо же было одеться. А кроме того, мне хотелось узнать результаты обыска; может быть, кого-нибудь арестовали.

Лес подходил к нашему дому совсем близко, сажен на сто, а кустарник почти вплотную. Поэтому скрытно добраться до избы было не очень трудно. Шел я медленно, останавливался, прислушивался, осматривался — ведь полиция могла оставить засаду.

Но все обошлось хорошо.

Когда я вошел в дом, там вокруг матери сидели несколько женщин-соседок и горько плакали.

Мать кинулась ко мне.

Я едва вырвался из материнских объятий и стал быстро одеваться, одновременно расспрашивая, что произошло после нашего побега. Оказалось, обыски были еще у Королева, Кузнецова, у Гузакова. У Лаптева нашли прокламации, револьвер, который боевики взяли у полицейского Кожевникова. На квартире Королева обнаружили много листовок и нелегальных книг. У меня забрали все: заряженные бомбы, патроны гремучей ртути, динамит, пироксилиновые шашки, бикфордов шнур, устав боевых дружин, свисток и перечень сигналов, книги, прокламации. Однако арестовать никого не арестовали. Вася Королев тоже сбежал.

Мать тем временем собирала на стол. Но поесть мне не пришлось. В избу вбежала сестренка:

— Полицейские! На лошадях!..

И я снова бросился бежать, впопыхах схватив вместо своего пиджака отцовский. А был мой отец громадного роста, служил в молодости в лейб-гвардии, и я в его пиджаке прямо-таки утонул. Но не возвращаться же менять пиджак…

За ночь я решил добраться до села Биянки и через родителей Миши Гузакова разыскать его самого и других товарищей. Идти мне предстояло двадцать восемь верст, через высокие горы, поросшие густым лесом.

Ранним утром я дошагал до Биянки, ноги гудели от усталости. Прямо к старикам Гузаковым я не пошел, знал, что стражники и шпики следят за их домом: надеются, что Михаил рано или поздно явится к родителям. На самой окраине села я постучал в домик сочувствовавшего партии Ивана Пятакова. Тот проснулся, впустил меня. Он рассказал, что ночью у Мишиного отца был обыск, и стражники, по-видимому, еще не уехали.

— Ты иди прямо сейчас на пашню Фепешкина, это верст за семь от Биянки, — сказал он зевая. — Знаешь? Там на пашне есть балаган. Вот в нем и укрываются Михаил с Сашей Киселевым. А с Сашкой-то плохо. Кровью харкает…

— Ах ты, беда какая!

Чудесный был парень Саша! Он учился в ремесленном училище, болел чахоткой, но, несмотря на это, всего себя отдавал борьбе. Хороший товарищ, добрый такой, для друга ничего никогда не жалел, готов был отдать последнюю рубашку. И вот — кашляет кровью. И это осенью, в сыром лесу… Эхма!..