Парень, который ни минуты не сидит на месте, не тратит время даром, ничего не откладывает на потом. Записывает за Адди каждое слово, чтобы дать ей что-то после себя. Не хочет терять ни единого дня, ведь их так мало осталось.
Парень, в которого она влюбилась. Тот, кто скоро уйдет.
– Но как? Почему ты отдал все за такую малость?
Генри устало смотрит на нее.
– В тот миг я бы согласился и на меньшее.
Год. Когда-то ему казалось, что это ужасно много. А теперь время едва ли не на исходе.
Всего год, и тот почти закончился. У Адди перед глазами стоит улыбка Люка, победная зелень его глаз. Они просто несчастные идиоты, им не повезло – он их заметил. Люк все знал, конечно, знал и позволил зайти так далеко.
Позволил ей увлечься.
– Пожалуйста, Адди, – умоляет Генри, но она уже вскакивает и направляется к выходу.
Он пытается перехватить ее руку, но слишком поздно. Адди ушла.
Три сотни лет. Адди прожила три века, и за это время земля много раз уходила у нее из-под ног, бывало, она не могла поймать равновесие или даже вдохнуть. Когда мир заставлял ее чувствовать себя сломленной, заблудившейся во мраке, потерявшей надежду.
В ночь сделки, когда она стояла возле родного дома.
В доках Парижа, где узнала цену своему телу.
Когда Реми вложил монеты в ее ладонь.
Когда, промокнув до нитки, она сидела у пня, что остался от дерева Эстель.
Но сейчас Адди не ощущает себя сломленной и потерянной. Она пылает от ярости.
Опустив руку в карман, она, конечно же, нащупывает там кольцо. Оно всегда на месте. К гладкому деревянному ободку прилипли песчинки. Адди без колебаний надевает его. Прошло сорок лет с тех пор, как она носила кольцо, но оно легко скользит на палец. В спину дует ветер, словно кто-то обдает ее прохладным дыханием, Адди поворачивается, чтобы взглянуть на Люка, но улица пуста. По крайней мере, там нет ни теней, ни богов.
Ничего.
– Покажись! – кричит она во все горло.
На нее начинают обращать внимание, но Адди плевать, скоро они все забудут. Даже не будь она призраком, это Нью-Йорк: местные привыкли к диким выходкам фриков посреди улицы.
– Проклятье, – бормочет она, срывает с пальца кольцо и швыряет на дорогу. Оно подскакивает, стуча на асфальте.
Вдруг звук затихает. Гаснет ближайший фонарь, и из темноты раздается голос:
– Столько лет прошло, а у тебя все такой же паскудный характер.
Что-то касается ее щеки, и на шее начинает мерцать тонкая, как роса, серебряная нить. Та самая, что давно оборвалась.
Люк проводит пальцами по ее коже.
– Скучала?
Развернувшись, она стряхивает его прикосновения, но руки проходят насквозь, а Люк уже стоит позади нее. Она пытается ударить еще, и на сей раз он тверд и неколебим как скала.
– Отмени все! – кричит Адди, целясь ему в грудь, но кулак едва успевает коснуться рубашки – Люк перехватывает ее запястье.
– Кто ты такая, чтобы приказывать мне, Аделин?
Она старается высвободиться, но он держит каменной хваткой.
– А помнишь, – почти небрежно заявляет Люк, – было время, когда ты униженно корчилась на лесной подстилке, умоляя за тебя заступиться?
– Хочешь, чтобы я умоляла? Прекрасно! Я тебя умоляю. Пожалуйста, прошу, отмени все!
Люк шагает вперед, заставляя ее испуганно отшатнуться.
– Генри заключил сделку.
– Он не знал…
– Все всегда знают, – качает головой Люк. – Просто им не нравится расплачиваться. Душу продать проще всего, о времени никто не думает.
– Пожалуйста, Люк…
Его зеленые глаза светятся, но отнюдь не озорством или торжеством, а властью. Как у того, кто знает, что у него все под контролем.
– Но зачем это мне? Зачем?
У Адди есть с десяток подходящих ответов. Она пытается подобрать нужные слова, чтобы умиротворить мрак, но Люк приподнимает ее подбородок и заглядывает в глаза. Адди ждет, что он снова примется дразнить, разыгрывать их привычный сценарий, спрашивать о ее душе, но тот бездействует.
– Проведи со мной ночь, – наконец говорит Люк. – Завтра. Отпразднуем годовщину должным образом. Сделай это, и я подумаю над тем, чтобы освободить мистера Штрауса от обязательств. Если, конечно, ты сумеешь меня убедить, – ехидно добавляет он.
Разумеется, это ложь. Это ловушка, но у Адди нет иного выбора.
– Я согласна, – отвечает она, и мрак с улыбкой растворяется в воздухе.
Адди в одиночестве стоит на тротуаре, ждет, пока замедлится сердцебиение, и лишь потом возвращается в «Негоциант».
Но Генри уже ушел.
Она находит его дома, где он сидит в полной темноте на краю кровати. Одеяла все еще сбиты после дневного сна. Генри безмолвно таращится куда-то в пространство, как той ночью на крыше после фейерверков. И Адди понимает: она потеряет его, как потеряла всех. Сможет ли она опять пройти через это? Только не в этот раз.
Неужели с нее не хватит потерь?
– Прости, – шепчет Генри, когда Адди подходит и запускает пальцы ему в волосы. – Мне так жаль.
– Ну почему, почему ты мне ничего не рассказал?
Генри собирается с мыслями, а потом отвечает, глядя ей в глаза: