Узники в противоположном углу смолкают, сбившись в кучу. Обмякнув, они таращатся в пространство перед собой, словно над чем-то раздумывают. Снаружи затихли шаги солдат, подошвы не стучат по камням, замерла немецкая речь, голоса утонули в тишине, как галька в колодце.
Повисло странное, непостижимое безмолвие, остался единственный звук – негромкое постукивание пальцев по решетке.
Адди не виделась с ним со времен Чикаго.
– Ах, Аделин, – вздыхает Люк, поглаживая ледяные прутья, – только взгляни на себя, в каком ты виде…
Адди издает болезненный смешок.
– Бессмертие развивает необычайно спокойное отношение к опасности.
– Есть вещи и похуже смерти, – замечает Люк, словно Адди без него этого не знает. Он оглядывает тюрьму, скорчив презрительную мину: – Эти войны…
– Только не говори, что ты им помогаешь.
Люк принимает едва ли не оскорбленный вид.
– Даже у меня есть предел.
– Как-то ты хвастался передо мной успехами Наполеона.
– Умей отличать амбиции от истинного зла, – пожимает плечами Люк. – Ну, довольно об этом. Как бы мне ни хотелось продолжить список моих подвигов, сейчас на кону твоя жизнь, – заявляет он, опираясь на решетку. – Как ты собираешься отсюда выбираться?
Адди знает, чего он от нее хочет: чтобы она умоляла. Как будто надеть кольцо недостаточно. Как будто он еще не выиграл эту партию, эту игру. У Адди нутро завязалось в узел, отбитые ребра разболелись, и так разыгралась жажда, что она готова заплакать, лишь бы раздобыть немного воды. Но Адди никак не может себя заставить.
– Ты же меня знаешь, – устало улыбается она, – что-нибудь да придумаю.
– Ну как хочешь, – вздыхает Люк и поворачивается спиной.
Этого довольно; мысль о том, что он покинет ее здесь одну, невыносима.
– Постой, – отчаянно зовет она, бросаясь к решетке, и дверь вдруг поддается – замок не заперт.
Люк, почти улыбаясь, смотрит на нее через плечо. Слегка повернувшись, он протягивает ей руку. Адди, спотыкаясь на ходу, вырывается из камеры на свободу и врезается прямо в него. На мгновение эти объятия, его теплое, твердое тело, окутывающее ее в темноте, дают иллюзию, что все настоящее, а Люк – человек. На мгновение она чувствует себя с ним как дома.
Но мир сразу же раскалывается, и тени поглощают их без остатка.
Вместо тюрьмы вокруг снова пустота, чернота и необъятная тьма. А когда все заканчивается, Адди вдруг оказывается в Бостоне. Солнце только начинает клониться к закату, от облегчения ей хочется целовать землю. Адди плотнее кутается в куртку и бессильно опускается на обочину. Ноги дрожат, на пальце по-прежнему надето деревянное кольцо. Она позвала, и он пришел. Адди знает, что это еще аукнется, но сейчас ей абсолютно наплевать. Она просто не хочет оставаться одна.
Но когда Адди поднимает голову, чтобы поблагодарить, Люка уже нет.
VIII
30 июля 2014
Нью-Йорк
Адди собирается, а Генри таскается следом за ней по всей квартире.
– Зачем ты согласилась? – то и дело повторяет он.
Потому что Адди знает мрак лучше, чем кто-либо, понимает его образ мыслей, если не чувства.
– Потому что не хочу тебя потерять, – говорит Адди, взъерошивая волосы.
У Генри усталый, опустошенный вид.
– Уже слишком поздно, – тяжело вздыхает он.
Еще не поздно. Пока нет.
Адди нащупывает в кармане кольцо: как всегда, оно лежит на месте и ждет своего часа. Дерево согрето теплом ее тела. Она вытаскивает его, но Генри перехватывает ее руку.
– Не делай этого, – умоляет он.
– Ты хочешь умереть? – спрашивает она, и слова чересчур громко разносятся по комнате.
Генри немного уступает:
– Нет. Но я сделал свой выбор, Адди.
– Ты сделал ошибку.
– Я заключил сделку. Мне очень жаль. Жаль, что я не попросил больше времени. Жаль, что раньше не рассказал тебе правду. Но что есть – то есть.
Адди упрямо качает головой:
– Может, ты и смирился, Генри, а я нет.
– Ничего не выйдет. Тебе его не переубедить.
Адди вырывается из его хватки.
– А я хотя бы попробую, – заявляет она, надевая кольцо.
Но тьма не сгущается вокруг, только тишина повисает в доме, а затем…
Раздается негромкий стук.
Адди рада, что Люк не ворвался сам. Генри с умоляющим взглядом встает в проходе, упираясь руками в стены и преграждая путь к двери. Подойдя ближе, Адди обхватывает ладонями его лицо.
– Доверься мне, – умоляюще просит она.
И решимость Генри ослабевает. Он роняет руку вниз, пропуская ее. Поцеловав его, Адди подходит к двери и открывает дверь мраку.
– Аделин.
На лестничной площадке многоквартирного дома Люк должен бы выглядеть неуместно, но это не так. Настенные лампы немного потускнели, свет льется мягкий, туманно-желтый, создавая вокруг черных кудрей ореол и бросая золотистые блики на зеленые глаза.
Он весь в черном, в идеально сидящих брюках и рубашке на пуговицах. Рукава закатаны до локтей, черный шелковый галстук прихвачен у горла изумрудной булавкой. Для такого наряда на улице слишком жарко, однако Люка, кажется, это не заботит. Жара, как и дождь, да, наверное, и сам мир, не имеет над ним власти.
Он не говорит Адди, что она чудесно выглядит.
Вообще ничего не произносит.
Просто поворачивается к лестнице, ожидая, что Адди последует за ним.