– А ты решила, что я хочу вас разлучить? Вовсе нет. Время сделает все за меня, и довольно скоро. – Он поворачивается к Генри. – Тик-так. Ты пока измеряешь жизнь днями или уже начал отсчитывать часы? Или это еще тяжелее?
Взгляд Адди мечется между ними: зеленые глаза Люка победно горят, с лица Генри сбежали все краски.
Она ничего не понимает.
– О, Аделин…
Имя возвращает ее в реальность.
– Человеческая жизнь так коротка. У некоторых она короче, чем у остальных. Наслаждайтесь тем, что осталось. И знай: это был его выбор.
Закончив, Люк разворачивается и исчезает во мраке.
Бар вновь оживает, заполняется шумом, и Адди вглядывается в тени, чтобы убедиться – те пусты.
Адди смотрит Генри: тот больше не мнется позади нее, он бессильно опустился в кресло.
Склонил голову и вцепился в запястье, там, где носят часы. Внезапно те вновь неведомым образом оказываются на его руке. Адди уверена на сто процентов – он их не надевал. Генри их не носит.
Однако часы как наручники сияют на его запястье.
– Генри, – начинает она, опустившись перед ним на колени.
– Я хотел тебе сказать… – бормочет он.
Адди притягивает часы к себе и всматривается в циферблат. Они с Генри провели вместе четыре месяца. За это время часовая стрелка переместилась с половины седьмого до половины одиннадцатого. Четыре месяца, на четыре часа ближе к полуночи. Адди всегда думала, что дальше стрелка пойдет на второй круг.
«На всю жизнь», – сказал Генри. Она знала, что это ложь.
Люк никогда бы не дал столько времени человеку – особенно после нее.
Она ведь знала, должна была знать! Просто решила, что Генри продал душу за пятьдесят, тридцать или даже десять лет – этого бы хватило.
Но на часах только двенадцать отметок, в году двенадцать месяцев, но Генри ведь не мог быть таким идиотом!
– Генри, сколько времени ты попросил?
– Адди, – умоляющим тоном произносит он, и впервые ее имя из его уст звучит иначе. Будто бы оно сломано.
– Так сколько? – требовательно спрашивает она.
Генри долго молчит.
А потом наконец раскрывает всю правду.
V
4 сентября 2013
Нью-Йорк
Юноша страдает от разбитого сердца. Он устал от бесконечных бурь. Он пьет, пока осколки не перестают царапать ему грудь, пока в голове не стихают раскаты грома. Пьет, когда друзья убеждают, что все будет хорошо. Пьет, когда они говорят, мол, это пройдет, пьет, пока бутылка не пустеет и мир не начинает размываться. Недостаточно, чтобы утихомирить боль, поэтому он уходит, и они его отпускают.
В какой-то момент по пути домой начинается дождь.
Звонит телефон, и звонок остается без ответа.
Разбивается бутылка, вспарывая ладонь.
Вот он уже возле своего дома – сидит на крыльце, прижимая руки к глазам и убеждая себя, что это всего лишь буря.
Но на сей раз она не собирается уходить. В облаках нет просвета, не видно лучей солнца на горизонте, гром в голове просто оглушающий. Генри достает несколько таблеток сестры – «маленьких розовых зонтиков», но те не помогают, поэтому он догоняется своими собственными.
Откинувшись на мокрую от дождя лестницу, Генри таращится вверх, туда, где край крыши встречается с небом, и не в первый раз прикидывает: а сколько шагов отсюда до этого края.
Генри точно не знает, хочет ли спрыгнуть. Вполне вероятно – нет. Может, он собирался войти внутрь, а затем подняться до квартиры, но у самой двери решает идти дальше, а потом – выйти на крышу. И, стоя там, под моросящим дождем, решает, что ему надоело решать.
Путь прям. Полоса блестящего гудроном асфальта, и лишь ступеньки отделяют Генри от края. Таблетки действуют, успокаивают боль, вот только после них тебя окружает ватная тишина, и от нее даже хуже. Глаза закрываются, и конечности наливаются тяжестью.
Это просто буря, говорит себе Генри, но он так устал искать от нее убежище.
Это просто буря, но за ней всегда придет следующая.
Буря, просто буря – но сегодня она слишком сильна. Генри не справляется.
Он пересекает крышу, не замедлив шага, пока не подходит к самому краю, заглядывает за ограждение, а носки ботинок уже нащупывают пустоту.
Там-то незнакомец его и находит.
Именно там мрак предлагает ему сделку. Не на всю жизнь – всего лишь на год.
Потом Генри удивится, как вообще согласился, отдал все за такую малость, но в тот миг, когда его ботинки уже скользят к краю, Генри думает лишь о том, что согласился бы и на меньшее. Вот и вся правда: он бы продал душу, всю свою жизнь даже за один день – за час, за минуту, за мгновение покоя.
Просто чтобы унять боль в груди.
Заставить умолкнуть бурю в голове.
Генри слишком устал от боли. Именно поэтому, когда незнакомец протягивает руку и тянет его от края, Генри не колеблется.
Он соглашается.
VI
29 июля 2014
Нью-Йорк
Теперь все обрело смысл.
Стало ясно, почему Генри такой.