Незримая жизнь Адди Ларю

В детстве, когда Адди было пять или шесть, в Вийоне тоже шел снег. Редкое зрелище – белый покров толщиной в несколько дюймов, который спрятал все. За считанные часы его уничтожили телеги, лошади и люди, бродившие туда-сюда, но Адди все же удалось найти клочок нетронутого белого полотна. Она бросилась на него, оставляя следы ботинок. Хлопала голыми ладошками по морозной простыне, любуясь отпечатками пальцев. Запятнала каждый дюйм холста. А после оглядела поле, сплошь покрытое следами, и расстроилась, что все закончилось. Назавтра заморозки ушли, остатки льда растаяли, и это был последний раз, когда Адди играла в снегу.

До нынешнего дня.

Ее ботинки похрустывают, оставляя на снежном полотне следы, которые тут же сглаживаются. Она касается пальцами мягких холмов, и те принимают прежний первозданный вид.

Адди играет на поле, не оставляя следа. Мир по-прежнему безупречен, и на сей раз она благодарна проклятию.

Адди кружится, танцует по снегу в одиночку, смеется, очарованная удивительным и вместе с тем простым мигом волшебства, а потом вдруг оступается – прогалина оказывается глубже, чем она думала.

Потеряв равновесие, Адди летит в груду белого и вскрикивает от обжигающего холода: снег попал ей в капюшон и за ворот. Адди поднимает взгляд вверх. Снова начинается снег, пока слабый, снежинки падают словно звезды. В мире становится тихо, будто его закутали в хлопок. Если бы не ледяная влага, промочившая одежду, можно было бы остаться здесь навсегда.

И тогда Адди решает задержаться хотя бы ненадолго.

Она тонет в снегу, а тот скрадывает обзор, остается лишь небо над головой и ночь – холодная, ясная, полная звезд. В десять лет она ложилась среди высокой травы позади мастерской отца и воображала себя где угодно, только не дома.

Как причудливо сбываются мечты.

Но сегодня, глядя в бесконечную тьму, Адди думает не о свободе, а о Люке.

И, конечно, он появляется. Возвышается над ней в ореоле тьмы, и Адди кажется, что она снова сходит с ума. И не впервые.

– Двести лет, – говорит Люк, опускаясь рядом с ней на колени, – а ты все еще ведешь себя как ребенок.

– Что ты здесь делаешь?

– Я мог бы спросить тебя о том же.

Он подает ей руку, и Адди ее принимает, позволяя вытянуть себя из сугроба, а потом они направляются к хижине, и на снегу остаются лишь его следы.

Камин в доме погас. Тихонько простонав, Адди тянется за фонарем, надеясь, что огонь удастся разжечь вновь, но Люк бросает лишь один взгляд на дымящиеся угли и рассеянно щелкает пальцами. В очаге тут же вспыхивает пламя, расцветая теплом и отбрасывая тени.

«Как легко он шагает по миру», – думает Адди.

Каким сложным сделал ее путь.

Люк разглядывает маленький коттедж, жизнь, взятую взаймы.

– Моя Аделин все еще мечтает вырасти и стать Эстель…

– Я не твоя, – отвечает Адди, хотя слова давно утратили яд.

– У твоих ног весь мир, а ты тратишь время, притворяясь деревенской ведьмой, старухой, которая взывает к древним богам.

– Я не взывала к тебе, а ты все равно пришел.

Она рассматривает его – шерстяное пальто, кашемировый шарф, высокий воротник – и понимает, что впервые видит Люка зимой. Он выглядит превосходно, как и летом. Светлая кожа лица стала белоснежно-мраморной, а черные кудри приобрели оттенок безлунного неба. Зеленые глаза холодны и сияют ярко, как звезды. Он стоит у огня, и Аделин жалеет, что не может его нарисовать. После всех этих лет пальцы соскучились по кусочку угля.

Люк проводит рукой по каминной полке.

– В Париже я видел слона.

Много лет назад эти же слова она сказала ему. Странный ответ, полный недосказанности.

Я видел слона и думал о тебе. Я был в Париже, а ты – нет.

– И вспомнил обо мне?..

Люк и не думает отвечать на вопрос. Он оглядывает комнату и говорит:

– Какой жалкий способ проводить год! Мы можем отпраздновать и получше. Пойдем со мной.

Адди любопытно, куда – всегда любопытно, – но сегодня она лишь качает головой.

– Нет.

Гордый подбородок приподнимается, темные брови сходятся в одну линию.

– Почему?

Адди пожимает плечами.

– Здесь я счастлива. Сомневаюсь, что ты позаботишься вернуть меня обратно.

Его улыбка неуловима, как отблески пламени. Должно быть, на этом все и закончится. Она повернется и увидит, что он исчез, снова растаял во тьме.

Но Люк, призрачный Люк, по-прежнему остается в ее взятом напрокат доме.

Он опускается во второе кресло, создает из ничего чаши с вином. Адди и Люк сидят у камина, словно друзья или враги во время перемирия. Он рассказывает ей о том, как выглядит в конце столетия – на рубеже веков – Париж. О писателях, чье творчество процветает, об искусстве, музыке и красоте. Люк всегда знал, как ее соблазнить. Говорит, на дворе золотой век, время рассвета.

– Тебе обязательно понравится, – вздыхает он.

– Не сомневаюсь.

Весной Адди поедет туда, увидит Всемирную выставку, Эйфелеву башню, железный шпиль, вздымающийся в небеса. Прогуляется по стеклянным зданиям, временным сооружениям, и все будут говорить о старом веке и новом, словно грань между прошлым и настоящим начертана на песке. Как будто они не спаяны воедино.