Незримая жизнь Адди Ларю

Сердце ускоряет бег, но Адди не хочет показывать Люку, как изумлена. Хотя подозревает, что он все равно в курсе. Слишком радостно блестят его глаза, окрасившиеся в более темный оттенок зелени.

Адди и Люк стоят на ступеньках оперного театра. Ее дорожное платье исчезло, вместо него появился более красивый наряд. Адди гадает, настоящий ли он, как, собственно, и все остальное, или же это просто дурман, навеянный дымом и тенью. У Люка на шее серый шарф, зеленые глаза игриво посматривают из-под полей шелкового цилиндра.

Повсюду суматоха, дамы и господа поднимаются по ступеням, чтобы посмотреть представление. Позже Адди выяснит, что это был Вагнер, «Тристан и Изольда», а пока эти слова для нее не имеют значения. Она не знает, что это пик карьеры композитора, а опера стала венцом его творчества. Адди упивается сладким предвкушением, что словно разлито в воздухе; через вестибюль с мраморными колоннами и расписными арками они проходят в концертный зал, отделанный бархатом и золотом.

Опустив руку Адди на талию, Люк ведет ее в небольшую ложу с прекрасным видом на сцену. От волнения сердце Адди замирает, а потом ей приходит на память Флоренция.

Не обманывайся моей добротой, – сказал он, – я просто хочу сломить тебя сам.

Но когда они занимают места, в глазах Люка нет и следа злого огонька, в изгибе губ – жестокой насмешки. Только ленивое довольство кота, греющегося на солнышке.

Им приносят пару бокалов с шампанским, один из них Люк протягивает Адди.

– С годовщиной… – провозглашает он.

Свет тускнеет, и поднимается занавес, оркестр начинает играть.

Напряжение симфонии нарастает, музыка волнами захлестывает зал и разбивается о стены. Сила бури обрушивается на корабль. А потом появляется Тристан. И Изольда.

Их голоса поистине грандиозны.

Адди, конечно, и прежде ходила на спектакли, слушала симфонии и музыкальные пьесы, где звучали голоса такие чистые, что хотелось плакать. Но ничего подобного она раньше не знала.

Как они пели! Ей не доводилось видеть чувства такой необъятной широты и размаха. Отчаянную страсть в каждом движении. Беспримесную силу удовольствия и боли.

Адди хочется закупорить эти ощущения в бутылку и унести с собой сквозь тьму.

Годы спустя она услышит эту симфонию в записи и выкрутит громкость до предела, до боли, окружая себя звуком, но это будет лишь жалкое подобие происходящего сейчас на сцене.

Случайно отведя взгляд от исполнителей, она замечает, что Люк наблюдает за ней. И его глаза вновь окрасились в тот самый оттенок зелени. В нем нет скрытности или упрека, нет жестокости, лишь довольство.

Позже она поймет, что это был первый вечер, когда Люк не попросил ее сдаться и ни разу не упомянул о душе.

Но сейчас Адди думает лишь о музыке, об истории, которую та рассказывает. Сцена влечет ее к себе мелодией, пронизанной страданиями, сплетенными объятиями и взглядами любовников. Адди подается вперед, стараясь надышаться оперой, пока не начинает ныть грудь.

Оканчивается первый акт, и занавес падает. Адди вскакивает и принимается рукоплескать.

Она опускается на свое место; Люк смеется нежным шелковистым смехом.

– Тебе нравится опера.

Ей не хочется врать даже из желания ему досадить.

– Это чудесно.

– Угадаешь, кто из них мне принадлежит? – улыбается Люк.

Сначала Адди не понимает, но потом до нее доходит. Настроение сразу падает.

– Ты пришел потребовать их души? – спрашивает она и с облегчением видит, что он качает головой.

– Нет, не сегодня. Но скоро…

– Не понимаю, – удивляется Адди. – Зачем отнимать у них жизнь, когда они в самом расцвете?

– Таковы условия сделки, – многозначительно смотрит на нее Люк. – Цена им известна.

– Зачем талантливому человеку менять целую жизнь на несколько лет славы?

Улыбка Люка меркнет.

– Потому что время сурово ко всем, но еще суровее – к людям искусства. Зрение слабеет, голоса увядают, талант чахнет. – Подавшись ближе, он накручивает ее локон на палец. – Потому что счастье скоротечно, история долговечна, и под конец все хотят, чтобы их помнили.

Слова как нож, что вспарывает плоть глубоко и быстро.

Адди отбрасывает его руку и снова поворачивается к сцене. Опера продолжается.

* * *

Представление долгое и вместе с тем заканчивается слишком скоро.

Часы пролетают мгновенно. Хорошо бы остаться, уютно устроившись в кресле, и снова послушать оперу, потеряться в чужой трагедии, забыться красивыми голосами.

И все же она не может не изумляться: все, что Адди полюбила, она узнала благодаря им – благодаря ему.

Поднявшись, Люк предлагает ей руку.

Адди ее не принимает.

Они прогуливаются рядом по ночному Мюнхену. После оперы Адди все еще парит над землей, голоса певцов колоколом гудят в ней.

Но и вопрос Люка тоже не смолкает в голове.

Кто из них принадлежит мне?

Она бросает взгляд на элегантную фигуру, вышагивающую рядом в темноте.

– Какой была самая странная сделка, что тебе доводилось совершать?

Запрокинув голову, Люк погружается в размышления.

– Жанна д`Арк, – заключает он. – Отдала душу за проклятый меч, и ее нельзя было одолеть.