Незабываемая ночь

Селеста пришла в самые темные ночные часы, услышав, как он зовет кого-то в бреду. Подняв покрывало, скользнула под него и устроилась рядом. На ней была лишь нижняя рубашка, слишком тонкая, чтобы стать существенной преградой. Тепло дыхания обдало лицо, жар ее тела, смешанный с желанием, был сильнее его собственного.

Рука легла на живот и опустилась ниже, убеждаясь, что плоть его горяча и тверда. Глаза Саммера неожиданно распахнулись, и в них, к своему удивлению, она увидела страсть и злость на самого себя.

Он не может отказаться от нее. Никогда. И не станет. Он погружался в нее глубже с каждым движением, заставляя отступить пустоту и страхи. Их встреча не была нежной и тихой, похожей на мирное воссоединение.

Селеста хотела испытать боль желания, которое поведет их обоих туда, где не будет воспоминаний о прошлом. Она впилась зубами в его шею, зная, что непременно оставит след, вонзила короткие ногти в кожу, чтобы отметины остались и на теле. Первый раз за долгое время она могла забыть обо всем и предаться мыслям о том, чего желала.

Саммер приподнялся над ней на вытянутых руках, чтобы видеть лицо в последние секунды наслаждения. На лбу вздулась вена, мышцы напряглись, и Селеста не стала сдерживать крик. Он заглушил его, прижавшись губами к ее рту, надавив зубами, а в следующую секунду упал в сторону, точно мертвый. На этот раз сердце, остановившись на мгновение, забилось вновь, – ему опять суждено было вернуться к жизни.

Возможно, против воли. Как всегда.

Селеста смахнула слезу и встала. По бедру стекала жидкость – единственное свидетельство того, что между ними было. Не считая встревоженного страстью воздуха и запаха соития.

Она поспешила выйти, оставив его одного восстанавливать дыхание и равновесие.

– Черт, – пробормотал Шейборн, не сетуя, а скорее не веря, что все это произошло.

Из-за стены доносились звуки, подсказывающие, что Селеста спешно одевается, будто стремится скорее вернуть сброшенные в его кровати доспехи.

Едва очнувшись после кошмара, он увидел перед собой ее лицо. Ее плотское желание объединилось с его стремлением вернуться в реальность. Знакомый голос внутри заговорил тихо, но вполне отчетливо; удивляло то, что к нему присоединился еще один. Шейборн отвернулся и уставился в темноту.

Блуд. Похоть и ничего больше. Только физическое желание, которое еще не исчезло, лишь старалось казаться незаметным, свернувшись где-то в уголке тела, забрав с собой мускусный аромат Селесты. Шлейф его все еще хорошо ощутим в воздухе.

На стуле лежали мантия и четки. Падший слуга Господа, раб своего тела. На какое-то время он перестал чувствовать боль в ноге.

Селеста решила лишь единожды переспать с ним? Она не сказала ни слова, и это тревожило Шейборна. Сев, он откинул покрывало и принялся разглядывать свое тело, чтобы понять, каким она его увидела.

Была ли она довольна тем, что совершила?

Он слышал шаги за стеной, Селеста ходила из угла в угол в соседней комнате. Он же сидел неподвижно, мечтая, чтобы скорее наступило утро, они поговорили и определились, что делать… со всем этим.

Внезапный шелест страниц – она читает дневник, переданный Лианом. Он лишь мельком окинул взглядом обложку, но заметил надпись «Август Фурнье».

В этой тетради собраны мысли ее отца, прочтение потребует от нее сил и сосредоточенности. Август был человеком, озабоченным достижением мира во всем мире и поиском своего места в нем. Будет неплохо, если Селеста захочет обсудить с ним мысли отца. Однако она не захотела. Через полчаса свеча в комнате потухла, и стало темно.

Чтобы отвлечься, Шейборн заставил себя думать о предстоящем дне, об их маршруте и возможных засадах. С одной стороны, лучше, покинув город, отправиться на восток, это последнее направление, которое выберут преследователи, с другой же, разумнее выбрать запад или юг, поскольку там у него немало хороших контактов, а они сейчас могут пригодиться. Благодаря Лиану у них много денег, а с ними Париж покинуть проще. Как было бы прекрасно в одночасье оказаться за пределами города и вдали от больших дорог. В деревне легче спрятаться, чем в городе, где полно военных и агентов разведки. Они с Селестой могли бы остаться наедине, но сейчас об этом лучше не думать.

Внезапные всхлипывания заставили насторожиться. Селеста плакала? Шейборн надеялся, что столь сильные эмоции вызвал дневник отца, а не сожаление о близости.

Через несколько мгновений звуки стихли и воцарилась прежняя тишина.

«Я нахожусь на грани, не представляю, что делать с Мэри Элизабет. Полагаю, разум ее повредился, и мать хорошо осведомлена об этом, достаточно взглянуть, как она смотрит на дочь, будто коршун.