Невыдуманные рассказы

Как только Филумов поравнялся с беседкой – началась осень. Порыв ветра расшевелил желто-багряную листву древних лип. Пронесся и затих. Впереди, скрытый за ветвями и кронами, показался старинный дом. Дмитрий подошёл ближе, и, по мере приближения, становилось ясно, что дом давно заброшен и необитаем. Стали видны колонны фасада, с отбитой местами, словно раненной, штукатуркой. В пробоинах виднелась деревянная дранка и пакля. Окна зияли черными прямоугольниками, без рам и стекол.

Филумов медленно поднялся на каменные ступени широкого крыльца. Кругом все завалено битым кирпичом, обрывками газет, хламом и мусором разоренного гнезда. Вокруг основания колонн проросли кустики крапивы. Пол крыльца весь покрыт трещинами и рытвинами. В центре фасада, там, где должны были быть двери главного входа – чёрная сквозная дыра проёма. Над ним – темное полукружие балкона.

Дмитрий, спотыкаясь, прошел внутрь. В вестибюле было темно. Пахло прелью, гниющим деревом, затхлым разором. Филумов немного постоял, пока глаза привыкли к темноте. Откуда-то сверху всё же пробивался тусклый свет. Он едва освещал два крыла парадной лестницы, уходившей на второй этаж.

Медленно Дмитрий поднимался по левому крылу. Воздух становился все плотнее и плотнее. Дмитрий застыл, не зная, что делать. Дальше идти он уже не мог. Сбежал вниз и попытался подняться по правой лестнице. Тут подъем дался легче.

Вот и площадка между этажами. В стене ниша, где должен быть бюст или портрет хозяина. Но там пусто. Выше, у потолка, овальный гипсовый герб. Он тоже разбит, но можно различить флаги и пушки с двух сторон, а в центре – слона с отбитым хоботом. Над головой чудища – крест.

Филумов с трудом поднялся на второй этаж. Балюстрада балкона светилась редкими зубами балясин. Сквозь проёмы дверей и окон было видно, что на дворе идёт снег, падает крупными хлопьями, ложится на чёрные, мокрые ветви лип, на кусты, на заросли, густой стеной обступившие дом. В этом пейзаже было что-то странное. Филумов пристально вгляделся и увидел в очертаниях веток, стволов деревьев и кустов человеческое лицо. Всё постепенно исчезло, сливаясь в одно бледное полотно.

«…Всё тихо покрывалось пылью

И тихо превращалось в пыль».

Филумов повернул налево, прошел вдоль стены, на которой виднелись прямоугольные тёмные следы от висевших здесь некогда картин. Вошел в большое помещение, бывшее давным-давно залом. На полу лежал снег. Валялись разбросанные и засыпанные снегом бумаги и книги. Снег падал через купол: раньше он был стеклянным. Где-то, кажется в глубине своего сознания, Дмитрий услышал шепот:

«Прозрачен день и свет,

Меж белыми стволами

Дубы чернеют…»

Он осмотрел все тёмные углы, но ничего не увидел, кроме свисающих с потолка водорослей паутины. Под куполом прозвенел прозрачный девичий смех, и эхо разнесло его по всему залу. Кто-то продолжал шептать:

«Лес – чёрно-белый аист,

Качая крыльями своих верхушек синих…»

– Кто здесь?! – крикнул Филумов. Девичье эхо продолжало смеяться.

Своего голоса он не услышал, но догадался о том, что крикнул, потому что с пола, покрытого тонким слоем белой пудры, словно в замедленной съёмке, вспорхнули большие чёрные птицы. Плавно помахивая крыльями, они поднимались вверх, но, не долетая до потолка, постепенно растворялись в воздухе…

Серебряный девичий смех распался на сотни мелких звенящих осколков и растаял в белесой мути зимнего неба. Вдруг что-то резко рявкнуло и громыхнуло, как будто кровельный лист железа упал с высоты на землю.

Дмитрий вздрогнул всем телом и проснулся. Встал и босиком прошёл в ванную. Что-то не так: дверь открыта. В ванной стоит плотный туман, словно здесь кто-то долго парился.

Сквозь пар Филумов увидел висящее в воздухе, горизонтально вдоль стены, на уровне умывальника, что-то тёмное. Это что-то было похоже на человеческое тело, одетое в чёрное пальто. Дмитрий попытался отыскать лицо, но это было невозможно. Филумова сковал страх. Чем сильнее он вглядывался в эту загадочную фигуру, тем страшнее и страшнее ему становилось. И, наконец, стало так нестерпимо жутко, что он проснулся окончательно.

На кухне мама гремела кастрюлями, что-то приготовляя к праздничному столу. За окном уже вовсю властвовал солнечный весенний день. С белого полотна двери на Филумова смотрел нарисованный им самим Спаситель и печально улыбался, глядя с неимоверной высоты в бездонную сияющую глубину.

В «ЭСТЕТИЧЕСКОМ БЮРЕ»

В «ЭСТЕТИЧЕСКОМ БЮРЕ»

Димке ещё не было семнадцати, когда он впервые переступил порог «эстетического бюра». До этого он видел художников только в классах художественной школы. Там было так же, как и в обычной школе, только вместо парт стояли мольберты. А тут!.. Нора, медвежья берлога какая-то. От двери вглубь мастерской вёл узкий проход, по бокам которого от пола до потолка громоздились стеллажи, заваленные банками, ящиками с красками и кистями, стопками картона, рулонами бумаги, кальки и прочей художественной утварью. Особенно поразила новичка двухметровая белая колонна: оказалось, что это такой ватман.