Невыдуманные рассказы

Мирка было приподнялся, но тем временем Бася уже подошла к двери. На пороге стоял хмельной Николай Палыч в помятом костюме, несвежей рубашке, но в галстуке. Левая пола его пиджака подозрительно оттопыривалась.

– День добрый, пани Буся! – бодро выпалил Ягудин. У него получилось нечто среднее между «Бася» и «бабуся». Старушка что-то недовольно проворчала в ответ. Палыч, смущённо улыбаясь и приседая, вошёл в кухню. От него разило многодневным перегаром.

– Николай Палыч! – саркастически приветствовал его Мирослав. – Какими судьбами! А мы тут ждём не дождёмся Вас, гостя дорого. Милости просим к столу. Фил, дай Палычу табурет.

– А я слышу, Митяй к тебе пошёл – значит, ты дома. – Ягудин принюхался. – Чем это у вас так вкусненько пахнет? Я, признаться, ещё не обедал.

– Ты, Палыч, наверняка и не ужинал, – подначил Филумов.

– Твоя правда, Митяй! Догадливый ты шибко. Я же говорю, тебе бы к нам в контору, смышлён не по годам.

– Я уж лучше так, художничать буду, – отмахнулся Димка.

– Ну, гляди, а то давай. Нам такие смышлёные нужны. Мирославу не предлагаю – по здоровью не пройдёт.

Мирослав сделал вид, что пропустил последнюю фразу чекиста мимо ушей.

– Ладно хорош тебе, Палыч, вербовать. Обедать будешь? Бабуся, давай кушать мужикам.

Старушка пришкандыбала на кухню и, что-то шепча себе под нос, трясущимися руками наливала горячий суп в глубокие тарелки и подавала на стол.

– Во как у Буси от жадности руки-то трясутся, – прокомментировал Ягудин. – Это что, суп?

– Молочный с овощами, – уточнил Мирка.

– Не, я молочный не буду, а что на второе?

– Ты погляди на него, Фил, он ещё нос воротит. Бабуся! Гость спрашивает, что у тебя вторым номером?

– А? Не зразумею я. – И Бася приложила ладонь лодочкой к уху.

– Что у тебя есть ещё пожрать?

– Так блины с земнякув.

– Слышь, Палыч, картофельные драники будешь?

Подполковник выразил на своём лице восхищение.

– Оладьи?! Это же совсем другое дело.

– Давай ему, бабуся, твои блины!

Бася бубнила себе под нос что-то по-польски, из чего Филумов мог разобрать, что «чёрт бы побрал такого гостя». Но всё же наложила ему полную тарелку румяных и жирных драников. Палыч, с жадностью оголодавшего волка, накинулся на еду. Хватал грязными руками огненные блины, обжигал рот, тихо матерился. Проглотив, не жуя, штуки четыре, он несколько сбавил темп.

– А что, Мирослав, нового на литературном фронте? – важно спросил подполковник.

– Нового, благодаря вашему ведомству, маловато.

– А вам бы всё солженицеров всяких читать и этих, белогвардейцев! Знаю я вас, антиллигэнцию! – И он погрозил блестящим от сливочного масла немытым пальцем.

– Как же, прочитаешь, когда вы ничего не печатаете, – возмущённо проговорил Димка.

– А я что тебе, издательство?

– Правды боитесь!

– Кто боится? Мы, чекисты, ничего, никого и никогда не боялись. Это нас все боятся! А правда, она разная бывает. Для вас одна правда, а для нас другая – высшая, государственная.

– Хорош тебе, Палыч, придуриваться! Не надоело? – устало заметил Мирка.

Ягудин завертелся на стуле и молча вытащил из внутреннего кармана пиджака едва початую пол-литру, бережно поставил на стол и предложил:

– Может, дёрнем в честь праздничка?

– А что, Фил, давай по рюмашке?! – встрепенулся Мирек.

– Ты что, тебе ж нельзя.

– Брось, от одной не помру. Наливай!

Филумов разлил водку по рюмкам.

– Хозяюшка, Вы бы присели к нам. Прошу, пани! – Палыч старался быть вежливым и галантным. Бася отнекивалась, шептала «не вольно», но всё же притулилась на краешке стула.

– Ну, за праздник мира и труда, – бодро произнёс Ягудин, выпил и, поморщившись, добавил: – И за всеобщее братство всех трудящих народов! Вашу ручку, пани Буся. – И старик неожиданно стал лобызать дряблую Басину кисть.

Тут из ниоткуда возникла Мария с гитарой в руке, и в кухне запахло петербургским «Севером». Уже в полном составе выпили по второй. Мария провела большим пальцем по струнам и запела:

– И будет вновь ни холодно, ни жарко,

Поскольку нити волшебства слабы.

Мне этот взгляд останется подарком.

Подарком усмехнувшейся судьбы.

Николай Павлович разомлел и с блаженной улыбкой слушал Марию:

– Вот это я понимаю слова, а музыка! Не то что эти ваши. – Он кивнул на Димку. – «Критенсы» волосатые. Трынь-брынь! Прямой кишкой орут. Дайте-ка мне, пани Мария, инструмент – вспомнить молодость!

И он, закатив глаза и не попадая в ноты, затянул:

– Товарищ Сталин, Вы большой учёный… – Все просто покатились со смеху.

Ягудин закончил и строго глянул на Мирека с Димкой:

– А вы всё курите, куряки! Смотрите, господа, пичужки стоять не будут! – И поднял свой заскорузлый указательный палец.

«Господа» заржали. Дамы засмущались. Вернее, засмущалась одна Мария. Бася, по глухоте своей, ничего не поняла и уже начала подрёмывать на стуле.

– А у тебя, Палыч, как с этим делом? – лукаво поинтересовался Филумов.