Невиновных нет

— Значит я, как говаривал товарищ Маяковский, «ассенизатор и водовоз»?

— Нет, ты только ассенизатор, Влад. Водовоз этажом выше. И вы никак с ним не связаны.

— Ладно. А дерьма много придется выгребать?

— Этого я не знаю, не по моей части. Про это тебе растолкует Василий Кириллович. — Знаю только, что в подчинении у тебя будет пятнадцать добрых молодцев вроде тебя. Все профессионалы, но уже без погон.

— Все понял, Паша… Слушай, а почему у тебя мужик-секретарь, а не какая-нибудь с тугой попкой и ногами из подмышки?

— Влад, считай, что это здание — мой дом, где должна быть крепкая и надежная семья. Мы собрались тут не совокупляться, а делать дело. Если тебе больше по душе работа в борделе, порекомендую, куда и к кому обратиться. Там много свежего молодого мяса, да еще со знанием иностранных языков. Если это тебя возбуждает.

— Значит хочешь, чтоб вся Россия гадила только в унитазы?

— Желательно.

— А взятки берешь, Паша?

— Нет.

— А даешь?

— Иногда.

— Кому?

— Тем, кто берет.

— А ты богатый?

— Не в том смысле, какой вкладываешь в это слово ты.

— А на какой колеснице ездишь? «мерс», «вольво»?

— На обычной «Волге», Владик.

— Что так скромно?

— Для «Волги» легче купить запчасти, — усмехнулся Перфильев.

— Деньги-то где хранишь?

— В мошонке, Влад.

— Темнило ты, Паша, — засмеялся Сидельников. — Ладно, считай, нанял меня.

— Почему не спрашиваешь, сколько получать будешь?

— Уверен, не обидишь… Значит, я пошел к дядьке оформляться?

— Двигай…

Василий Кириллович Лебяхин сидел перед экраном дисплея, считывая возникавшие, гаснувшие и вновь возникавшие зеленоватым светом строки. Это были уже не разрозненные сведения о фирме «Улыбка» и ее руководителе Евсее Николаевиче Батрове, а связная, последовательная информация, выуженная Лебяхиным из разных источников по крохам, а теперь систематизированная и заложенная в компьютер. И то, что он читал, заслуживало внимания и анализа. У Лебяхина-профессионала удивления это не вызвало, он знал: какую коммерческую структуру ни копни, что-нибудь мутненькое да вылезет. За два с лишним года, что он работает у Перфильева, им накоплен такой банк данных о различных фирмах, компаниях, СП, их руководителях, покровителях-чиновниках из министерств, госкомитетов, что объяви Лебяхин распродажу этих данных, тут же выстроилась бы очередь желающих выкупить за любые деньги…

Постучавшись, и услышав ответное «Да!», вошел Владислав Сидельников огромный, широкая спина, узкая талия, серый буклированный пиджак, темно-синие из английского габардина брюки, все ладно, мужик, как с картинки, кто угодно залюбуется, но сам Сидельников никогда не думал о мощи своих мышц, о натренированном послушном теле, дарованном природой, как иной не думает о прекрасной синеве своих глаз. Владислав Сидельников просто жил, как и все люди, не предполагая, что кто-то завистливо поглядывает ему вослед.

— Ну что? — спросил Лебяхин.

— Из наших у них никого. Просто бывшие спортсмены, «качки», но в общем полууголовная шешура мордатая, внешне впечатляют, но это до первого хорошего удара, а потом плывут, я знал таких. Это про них? — Сидельников указал на замерзшие на дисплее строки.

— Да, — ответил Лебяхин.

— Производят презервативы? — усмехнулся Сидельников.

— Штопают, — усмешкой же ответил Лебяхин. — А что «Лесной шатер?»

— По-моему, такая же артель, как и эта, — кивнул Сидельников на экран. — Через день-два закончу и с «Шатром».

— Не затягивай.

— К возвращению Павла будет полная картина…

9. ПАРИЖ. ПЕРФИЛЬЕВ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД

…И тут произошло то, что заставило меня вспомнить сказанное одним мудрым польским писателем: «Прыгая от радости, смотри, кабы кто-нибудь не выхватил у тебя из-под ног землю». Но все по порядку.

Начались осенние дожди, сбивавшие на тротуары ослабевшие уже листья платанов. Париж потускнел. Но случались и солнечные дни, тогда становилось вновь тепло, охорашивались Большие бульвары.

В один из поздних вечеров, когда дождь угомонился и из-за облаков выскользнула луна, я сидел дома, просматривал газеты. Неожиданно запищал телефонный зуммер. Я снял трубку:

— Алло, квартира Перфильева, — сказал я.

— Еще не спишь? — узнал я голос Кнорре. — Я сейчас приеду к тебе без обиняков сказал он и повесил трубку.

Я и обрадовался, и насторожился: он почти никогда не звонил мне на квартиру, тем более в поздние вечерние часы, за все время нашего знакомства лишь два или три раза был у меня…

Минут через двадцать Кнорре приехал. Был он здорово пьян и мрачен.

— Ты на машине? — спросил я.

— На такси. Свари кофе, — коротко бросил он, усаживаясь в мокром плаще в кресло, стоявшее возле телевизора.