Невиновных нет

Василий Кириллович Лебяхин «копал», а говоря языком прежней его профессии, «разрабатывал» фирму «Улыбка», ее главу Евсея Николаевича Батрова, его окружение, его настоящее и прошлое, выполняя поручение Перфильева. Возможности у Василия Кирилловича имелись. Человек предусмотрительный, он задолго до увольнения в запас на всякий случай кропотливо, по крохам, тайно и осторожно, поскольку доступа к первоисточникам не имел, стал собирать досье на разных людей — на бывшую негласную агентуру, стукачей, провокаторов. Одни на это пошли когда-то доброхотами в надежде сделать карьеру, других завербовали — лестью, посулами или угрозами. Большинству из них нынче уже за сорок и за пятьдесят: бывшие студенты и рабочие, комсомольские и профсоюзные активисты, аспиранты и инструкторы райкомов, инспекторы райисполкомов. Теперь уже заматеревшие, оклемавшись после сутолоки и переполохов перестройки и разобравшись, что к чему, ринулись они растаскивать в лоскуты государство, разделившись на «демократов» и «консерваторов». Особенно лихими оказались бывшие лидеры и работники центрального аппарата комсомола. Они уже не хотят ни революций, ни крови, ни Маркса с Лениным, а спокойствия, и чтоб государство не мешало заглатывать и переваривать. Почти все остались дружны, сохранили связи; прежнее чувство стаи и железная организованность оказались теперь ой, как полезны. И когда Лебяхину требовалось что-нибудь по-крупному, он не стесняясь обращался к ним, разговор происходил приблизительно такой:

— Станислав Никитич, здравствуйте. Говорит полковник Лебяхин Василий Кириллович. Не помните? А я вас хорошо помню. Когда вас из комсомола решили послать атташе по культуре в посольство в Алжир, МИД советовался с нами. Мы дали добро, поскольку сотрудничали с вами уже лет семь. И вы нам понравились. Я еще учил вас, как надо держать вилку и нож. Если подают три вилки, то что какой надо есть. А еще наставлял вас, какого цвета галстук, сорочку, носки полагается носить к светло-коричневому костюму. Вспомнили? Ну и прекрасно! У меня небольшая просьба… — Дальше излагалась просьба. И никогда не случалось отказа.

Имелся и такой вариант разговора:

— Андрей Андреевич? Хорошо, что застал вас. Это полковник Лебяхин Василий Кириллович. Мне хотелось бы в ваше СП устроить одного человека, по специальности он инженер-оптик. Кто посоветовал обратиться к вам? Воробьев Боря! Сказал, что вы не откажите, он о вас очень высокого мнения.

— Да, он хороший парень.

— Хороший, но, увы, не любопытный, — сказал Лебяхин.

— Что вы имеете в виду?

— Он не стал доискиваться, кто и каким образом перекрыл ему дорогу в аспирантуру, а позже зарубил заграничные командировки, сделал «невыездным». С нашей помощью, разумеется. Вы помните квартирку на Мясницкой, где вы дали согласие сотрудничать с нами? Письменное, разумеется.

— Вы можете прислать своего инженера-оптика, — после паузы севшим вдруг голосом говорит собеседник…

С ними, вошедшими теперь в силу, даже заседавшими в Госдуме, Лебяхин был циничен, беспардонен, ибо знал, что они циничны и беспардонны, они волки и волкодавы одновременно…

Лебяхин не праздновал нынешнюю власть, а прошлую просто презирал. Но утешал себя, что не служит ей, а просто работает, как человек в совершенстве владеющий тремя языками. Ведь каждый где-то работает, чтоб за свои знания получать зарплату, содержать семью — врач, дворник, шофер. Он утешал себя, что никого не допрашивал, не сажал, не пытал, а всего лишь обучал языкам, нравам, бытовым деталям страны, куда под «крышей» посольств, торгпредств и прочих совучреждений поедут работать выпускники. Каждое государство имеет таких учителей и учеников. Он понимал зыбкость и лукавство подобных утешений, ибо, как ни крути, а все же служил…

К Перфильеву Лебяхин относился если не с уважением, то с добрым пониманием за то, что уволившись из их общего ведомства, тот не кинулся в коммерческо-посреднические шалманы, не якшался с шелупенью, а занялся серьезным и полезным делом. Вел себя скромно, избегал всякие пышные презентации с шампанским, с эстрадными знаменитостями и дорогими шлюхами. Перфильев сам пригласил его возглавить службу экономической безопасности и охраны бизнеса.

Случилось это через полгода после того, как Перфильев окончательно вернулся в Москву, был комиссован и вышел в отставку. Лебяхин прослышал, что Перфильев вроде занялся каким-то бизнесом и только любопытства ради позвонил ему домой.

— Здравствуй, Павел. Это Лебяхин. Не забыл?

— Как можно, Василий Кириллович!

— Что поделываешь в новом качестве?

— Есть одна затея. А вы как, Василий Кириллович?

— Как и положено отставнику — гуляю.

И тут неожиданно Перфильев сказал:

— А на работу не пошли бы?

— Куда, к кому, кем?

— Ко мне. Заходите, поговорим.

— Поговорить можно. Где и когда?

— Заходите в следующий понедельник, — и Перфильев объяснил, куда. Только не в папахе, у меня могут быть иностранные гости.

— Ишь, какой ты чистоплюй стал. А прежде в глаза мне смотрел ласково, когда произносил: «Здравия желаю, товарищ полковник!» — резко сказал Лебяхин.