Нет ничего невозможного. Путь к вершине

Когда я добрался до верхней части, стена перестала быть вертикальной. В трещинах, которых становилось все больше и которые были всё шире, росли травинки — и эта трава была практически единственным, что удерживало камни на поверхности стены. В некоторых местах я даже доставал ледоруб и вонзал его в заросли, чтобы чувствовать себя увереннее. Так, в медленном и безопасном темпе, я преодолевал препятствия и наконец вновь оказался на кромке. Поверхность была не слишком надежной, и мое тело начало сообщать, что оно очень, очень устало. Несмотря на то что мой план подразумевал энергетический батончик или гель через каждые два часа, я бежал и карабкался по горам уже больше двадцати часов, не останавливаясь ни на секунду. Будто ночным небом, меня накрыло и придавило одеялом собственной усталости.

С этим нельзя было ничего поделать. Я ел, но энергии не прибывало, а ноги, хотя еще помнили ощущение свежести, были неспособны бежать, я волочил их по камням. Пейзаж не менялся, и время на переход от одной вершины до другой казалось бесконечным.

В такие моменты задаешься вопросом: какой смысл идти дальше? Усталое, болезненное тело засыпало, жесты были неловкими, а на наиболее сложных участках каждое движение требовало такой концентрации, что темп замедлялся в два раза. Мой мозг боролся со сном; я надеялся найти приятное место, где можно будет улечься на траву, пригреться на солнышке и поспать несколько минут, подпитав тело кислородом. Но такой возможности не было — до момента, когда солнце осветит эту сторону горы, оставалось еще несколько часов, и я хотел сначала пройти этот сложный участок маршрута. Гребень состоял примерно из десятка башен разных форм и размеров; одни были такими узкими, что их мог охватить круг из четырех человек, другие — более полукилометра по периметру и несколько сотен метров в высоту.

Продолжая борьбу со сном и объявленным ногами бойкотом, я продвигался вперед, направляемый инерцией своего упрямства, и добрался до последней вершины этого массива. Я на миг поднял взгляд и посмотрел на стену, уходившую вниз под ногами: обрыв на полторы тысячи метров, а внизу река. Если бросить камень, он упадет в воду, не коснувшись стены.

Я подошел к краю гребня и достал веревку. Нужно было найти каменный блок, достаточно устойчивый, чтобы выдержать мой вес, а лучше — чуть больше. Я нашел его и пропустил веревку за ним. Поскольку она была очень тонкой, у меня должно было получиться стянуть ее вниз после спуска, не оставив никаких следов своего пребывания. Я спустился дюльфером по трем участкам, затем немного прополз, опираясь ногами и руками, и оказался на леднике; это позволило бежать вниз, соскальзывая и экономя энергию. Вскоре я уже был на дне долины. По шоссе я добежал до Ондалснеса, деревни, где живет примерно две тысячи человек. Увидев людей, да еще сразу многих, я наконец осознал, что более суток бежал в полном одиночестве.

Я воспользовался моментом, чтобы купить на заправке несколько батончиков. Ломоть хлеба с сыром и полчаса сна вернули меня в энергичное состояние, точно такое, как в начале этого приключения. Я возобновил маршрут, поднялся на следующий гребень и то бегом, то в скалолазном стиле прошел вершины, которые он соединял. Это была более туристическая зона — время от времени я встречал людей, которые наслаждались пейзажем, и скалолазов, поднимающихся по стенам. Наличие такой компании сделало мой путь веселее. Я начал мысленно разговаривать сам с собой: «Посмотрим, доберешься ли ты до вершины быстрее, чем тот, в красной куртке», «Увидишь, ты обгонишь ту связку, прежде чем они закончат совещаться». Это детская игра, но она помогала мне не заснуть.

Благодаря такому подходу мне несколько часов удавалось обманывать усталость, но в конце концов она завладела всем моим телом. Ноги налились тяжестью и перестали подчиняться приказам мозга. Вечерело, но впереди было еще примерно четыре солнечных часа. Вершина, которая привлекала меня теперь, была самой высокой в этом регионе, с протяженным спуском, и мне хотелось добраться до нее раньше, чем туда доберется тень, чтобы снег оставался еще размягчен дневным теплом и можно было спуститься быстрее и увереннее. Через несколько часов, когда снег скроется в темноте, он станет твердым, будто стекло.