Нет ничего невозможного. Путь к вершине

Во время марафона я с самого начала хорошо себя чувствовал. Месяц, проведенный на большой высоте, хорошо сказался на моих силах. Тем не менее, пока я бежал, окруженный тысячами зрителей, мои мысли были далеко; я чувствовал себя грязным из-за участия в таком банальном, непродуктивном мероприятии и из-за эйфории, которая царит среди бегунов и поклонников. В другой точке планеты, в нескольких часах на самолете, шла совсем другая жизнь.

Мы живем в мире, где разные реальности сосуществуют параллельно, видя, но не понимая друг друга. Когда мы встаем утром и листаем газеты или читаем твиттер, у нас складывается впечатление, будто мы побывали везде. Мы видим фотографии теракта в Багдаде, акции протеста в Мурсии, затонувшей вблизи греческого острова лодки с мигрантами, чего-то еще… А поскольку все мы чьи-то отцы, дети или мигранты, мы ассоциируем себя с этими событиями. Проходит несколько секунд, мы читаем комментарий какого-нибудь политика, выхваченный из контекста, аплодируем ему или приходим в негодование. Потом наше внимание переключается на вирусный видеоролик, и мы складываемся пополам от хохота. Потом… Потом… Все кажется таким близким, будто мы виртуально проживаем много жизней, будто все происходящее на свете принадлежит нам. Но наступает роковой момент, когда мы сталкиваемся со статьей, посвященной тому, в чем мы хорошо разбираемся; по мере чтения от ошеломления начинает болеть живот, потому что мы вдруг отдаем себе отчет в том, какие абсурдные вещи способны говорить и писать люди. А это заставляет сомневаться в любых новостях о тех мирах, которые знакомы нам не так близко. Когда внешнее, поверхностное становится важнее реальных фактов, все часто сводится к тому, чтобы найти простую фразу или повод, которые быстро нарастят аудиторию в соцсетях. Но пока все это происходит, вдалеке от интернет-дебатов сохраняется неравенство, а те, кто страдает в разных странах мира, продолжают страдать. Можно ставить лайки или делиться ссылками до мозолей на пальцах, но эти параллельные реальности не пересекутся.

В последние годы к капиталистическому материализму нашего успешного общества добавилась и концепция личного имиджа. Если раньше выстраивание имиджа было занятием узкого круга людей, вроде политиков или артистов, то сейчас его не избежать никому. Это началось, пожалуй, когда людей стали ставить в центр всего, донося типичные бизнес-послания вроде «Ты сам себе бренд!» Все продолжилось благодаря компаниям, которые на собеседованиях по найму сотрудников стали использовать информацию из соцсетей. Или благодаря технологическим международным корпорациям, которые стали диктовать, кто лучше, а кто хуже, кто настоящий и уникальный, а кто ничтожество, на основе полученных лайков и комментариев. Или благодаря потере приватности, когда любой, кому это интересно, способен знать, что ты ешь, какую музыку слушаешь, где покупаешь носки, кто твой кумир и куда ты думаешь поехать в летний отпуск. У всех нас началась обсессия — и мы превратились в вязкий пластилин, пытающийся адаптироваться к нужной форме. В итоге мы превратились — каждого из нас превратили — в крошечную деталь всемирного бизнеса.

Становится все труднее разграничить то, что мы называем «я», и то, что мы считаем «своим». Мы поверили, что мы — это то, что мы имеем: мое тело, мои умственные способности, моя одежда, мой дом, моя жена или мой муж, мои дети и мои друзья, а еще моя репутация, моя работа, мой банковский счет. Мы направляем свои эмоции на вещи, которыми обладаем, теряя интерес к тому, что на самом деле представляем собой. Реакции удовлетворения или недовольства зависят от того, можем ли мы присоединить к существительному притяжательное местоимение. И, как мне кажется, развернуть эту тенденцию вспять очень трудно.