Нет ничего невозможного. Путь к вершине

Заканчивалась зима 2017 года. Через несколько недель я должен был вернуться в Гималаи. С предыдущего лета я раздумывал над тем, какие аспекты нужно было улучшить, чтобы стать еще более эффективным и, как говорил Жорди Тосас, превратиться в снайпера. Первое, что нужно было изменить, — это характер самой поездки. Было очень важно сделать путешествие коротким, очень коротким, чтобы не терять во время переездов ни мотивацию, ни силы; а для этого нужно было как следует разобраться с логистикой. И до Китайско-Тибетской горной ассоциации (CTMA), где мы получали пропуски на восхождения, и до агентств нужно было донести, что мы не планировали заниматься туризмом. Мы не собирались ехать в Катманду и останавливаться по дороге, чтобы посетить исторические места, постепенно акклиматизируясь. Нам нужно было одно: добраться до горы так быстро, как только возможно, потому что мы были уже подготовлены к перепаду высот. Но именно основательная акклиматизация и была вторым важным пунктом, над которым предстояло поработать. Для этого я, исходя из накопленного за прошлые годы опыта, разработал протокол, подразумевающий триста часов тренировок и сна на высоте, прежде чем начать восхождение. Тренировки были очень интенсивными: утром я ходил в горы на лыжах, затрачивая от четырех до десяти часов, а вечером час занимался бегом на высоте с очень высокой интенсивностью. Я так выматывался, что потом меня пару часов поташнивало. Утренние занятия служили не только для физической подготовки, но и для ментальной — они готовили меня к хорошему самочувствию на высоте. Я считаю, одна из сложностей больших гор состоит в том, что условия там сильно отличаются от нашей повседневной обстановки. Мне нужно было работать и над телом, и над сознанием, чтобы чувствовать определенный комфорт в ситуациях, которые могли меня поджидать. Это то, что мы привыкли обозначать как «принять вызов», но на самом деле это лишь осознание неуверенности в том, с чем придется столкнуться.

Когда ты в сомнениях, нужно найти в себе способность контролировать эмоции, а возможно, даже избавиться от них, чтобы единственными действующими лицами были разум и инстинкты.

Мой пульс становился все сильнее. Пум-пум, пум-пум. Он не ускорялся, но становился интенсивнее. Каждый удар заставлял меня дрожать, будто хотел напомнить, что я жив, что мое сердце здесь, трудится, поддерживая меня в этом мире. Ноги хотели двигаться дальше, но что-то не давало им двигаться, тормозило меня, будто ожидая сигнала, который дал бы повод вернуться к горизонтальным поверхностям.

Я одновременно чувствовал страх и влечение, замедлял темп, внимательно рассматривал стену перед собой, изучал каждый ее сантиметр с такой тщательностью, что ощущал, как руки в перчатках потеют, будто сжимают ледорубы. Я бы заплатил, чтобы уже начать восхождение, но в то же время стена изо льда и камня пугала меня, как ничто другое. Много дней я фантазировал, представляя себе ощущения в теле во время подъема. Мотивация была максимальной, и ничего я не желал в тот момент больше, чем быть на этой стене. Но парадоксальным образом я вместо того, чтобы ускоряться, двигался все медленнее. Мои органы чувств были максимально сконцентрированы и отслеживали малейшие сигналы в поисках окончательного повода вернуться с чистой совестью, с осознанием того, что это не поражение, а победа опыта и разумного подхода.

В моей голове развернулась борьба между рациональными и эмоциональными импульсами, а я тем временем подходил все ближе к стене. Я на минуту остановился у небольшой расщелины, которая открывалась под ногами. Настал момент принять окончательное решение. Какая из группировок победит в этом столкновении? Инстинкт, призывающий вернуться к комфорту, или все же желание принять вызов?

Я вонзил оба ледоруба в лед и начал подниматься.

Хотя я еще не прошел точку невозврата и мог спуститься на то небольшое количество метров, на которое вскарабкался, я уже понимал, что возможное направление всего одно: только прямо и вверх.

Наклонная плоскость изо льда постепенно выравнивалась, а я поднимался в постоянном и методичном темпе, с легкостью и спокойствием. Первый вертикальный отрезок привел меня в более удобное место, где можно было дать отдохнуть предплечьям. Пока я растягивал руки, чтобы снять с них напряжение, я посмотрел вниз: там, примерно в восьмидесяти метрах, я различал на снегу свои следы, которые шли до самой стены зигзагом. Дальше линия следов становилась все тоньше и исчезала в конце долины.

Я вскарабкался еще на несколько метров по удобному рельефу до следующего вертикального отрезка примерно в двадцать метров, состоящего изо льда в несколько сантиметров толщиной, лежащего на гладком камне. Я воткнул ледоруб и увидел, что его клюв входит в лед легко. Слишком легко. Твердый, прочный лед, который был на моем пути до этого, превратился в замороженную снежную пену, прилегающую к камню. Стоило перенести на ледоруб вес, и он скользил по этой пене, смещаясь вниз. «Вот это отстой!»