Нет

Шефа тоже звали Сережа. Про себя Будайкин именовал обоих Сережа Большой и Сережа Маленький. Хотя и по росту, и по возрасту различий было не так уж и много. Шефу было вроде как двадцать пять с копейками. Но только он был генеральским сыном, и это все сразу меняло. Увеличивало рост – он реально казался и Будайкину, и Волохову очень высоким – и вес, в смысле влияния. В физическом смысле, шеф был в прекрасной, прямо плейбойской форме.

Сережа Большой, как, верно, и большинство сыновей генералов, любил две вещи: во-первых, как можно чаще упоминать в разговоре отца и, во-вторых, как можно реже с ним видеться. Упомянул отца Сережа Большой последний раз где-то за пару километров до шлагбаума, благополучно закончив тем разговор с не в меру ретивым гаишником, а не виделся с отцом – надо сказать, к взаимному удовлетворению – уже с месяц и надеялся продержаться еще неделю вплоть до самого дня рождения, на котором появление отца, вследствие его финансовой составляющей, пожалуй, единственный раз в году было очень даже кстати.

История с Будайкиным ни в малой степени не взволновала Большого. Под его непосредственным контролем было десять точек – бизнес этот был давним подарком отца на совершеннолетие – и случалось на них всякое. Подумаешь, П. нет. Бывало и похуже, груз там пропадал или драка, а то и стрельба из табельного. Тогда папу приходилось не только упоминать, но и даже ему звонить, чего Сережа Большой не любил. Папа сам генеральским сыном не был и вышел из простых участковых и говорил на очень, ну, очень конкретном языке, от которого у Сережи всегда выступал пот на спине и начинала болеть голова, а любой, даже самый малый дискомфорт он не любил и всячески его избегал. Отец же был сплошным дискомфортом, и не только для него, но с этим приходилось мириться и потеть. Но сейчас, сигналя будто заснувшему у шлагбаума второму номеру, Сережа Большой об этом не думал – поводов для дискомфорта не было и как бы совсем не предвиделось. Когда второй номер, наконец, вышел из штопора, Сережа, уже проезжая мимо, отметил его убитое состояние, что было более чем объяснимо, смена уже неделю работала без двоих. Вообще, интересно, как он на ногах стоит, хотя по идее его тут и быть не должно. Паркуясь, Большой бросил взгляд на список и удостоверился в своей цепкой памяти: на главном входе должен быть первый номер. А, ну у него же П. нет, какая работа, хмыкнул, выходя из машины Большой. Окинув хозяйским взглядом объект, он отметил, что других видимых причин для беспокойства нет.

Сережа Маленький встретил шефа у входа на КПП:

– Здравствуйте, Сергей Леонидович…

Но ничего дельного Волохов сказать не успел, так как шеф начал с места в карьер:

– Где первый? Здесь?

– Здесь.

– Угу. Разберемся… Смотри вон, что пялишься?

Большой Сережа прошел на пост, а Маленькому пришлось пропустить одну за другой три фуры, прежде чем он, спеша быть свидетелем, прибежал следом и застал шефа сидящим прямо напротив Будайкина в крайне озадаченном, близком к означенному выше дискомфорту состоянии. Он не то чтобы был удивлен, нет, он попросту был разбит аргументами первого номера и вроде бы только машинально кивал ему в ответ:

– …и вот, мальчик, такие дела. Нет П. – выходит и всех вас нет. Всех начальников. И папки твоего, генерала, и тебя подавно. Всех приказывателей до единого. Похерилось племя ваше, на хрен моржовый пошло и заткнулось. Такие дела, мальчик. А ты тут разбираться приехал, перец жухлый! Эх!

Махнул рукой Будайкин напоследок и, отвернувшись от Большого, уставился в окно. У Маленького выступила испарина на лбу, и он чуть приподнял фуражку за козырек. Большой посмотрел на него, и тут Маленький понял, что несколько ошибся в оценке ситуации. Большой подмигнул ему и нарисовал пальцем в воздухе две цифры «03» и показал тем же пальцем на дверь, мол, там, не здесь. Маленький кивнул и на цыпочках вышел во двор, Большой же продолжил беседу, смешившую его до колик, тем более что он успел включить диктофон и уже предвкушал прослушку материала вечером, всей его мажорской компанией. Одно не давало совсем уж расслабиться: что делать с объектом? Трое здесь – это еще куда ни шло, но двое – это просто физически невозможно. Он уж успел прокрутить пару вариантов с переводом людей с других мест, но Будайкин не давал сосредоточиться. Вот и теперь, после ухода второго номера, он вернулся к Большому и продолжил:

– Ты вот что, наверное, думаешь, мальчик, – шефа крайне коробило такое обращение еще и потому, что его так всегда называл отец, – я сошел с ума, да? Сидит вот тут перед тобой старый пень, отставной прапор, и городит, не знает что? Да? Хрен угадал. Нет его и не было никогда. Все. Финиш. Ты пойми, мальчик мой, – «мой» отец Большого добавлял в особых, очень неприятных случаях, так что шеф еще более напрягся, но усидел на месте и промолчал, – дело ведь не в том, что П. нет, и не было…