Мы способны разжечь огонь, чтобы пробиться сквозь тьму. Мы можем громко закричать. И нас услышат даже сквозь бурю. Мы имеем право сказать «нет» или «хватит». И снова встать плечом к плечу, рука об руку, и быть сильнее, чем в одиночку. Мы изменим облик этого мира. Все мы. Вместе.
Она пошла в толпу, и солдаты, затаив дыхание, расступались перед ней, и сердце каждого замерло. Юкико взяла за руку бусимена Кицунэ – мальчика едва ли старше ее. Перепачканное пеплом лицо подростка светилось благоговением. Другой рукой она стиснула ладонь гайдзина-молотобойца в перчатке – мужчина являл собой гору мускулов, шрамов и заплетенных в косички светлых волос.
Крепко сжимая пальцы воинов, Юкико посмотрела в глаза бусимену и гайдзину, и ее голос прозвучал яростно, как рев грозового тигра.
– Все мы. – Юкико переводила взгляд с одного на другого. – Вместе.
–
Люди брались за руки, мужчины и женщины крепко держались за тех, кто оказывался рядом, образуя нескончаемую цепь сцепленных ладоней. Наверху, на палубах неболётов, на Землекрушителе чьи-то пальцы находили пальцы соседа и сжимали, обретая силу и храбрость. Заглушая зловещий шепот, замирающий от клятвы, молитвы, гимна, повторяемого среди свирепых улыбок и сияющих лиц. Снова и снова.
– Вместе.
–
На неболёте «Куреа» Блэкбёрд закрыл глаза, запечатлевая в памяти картину: портрет, который нужно перерисовать чернилами на свитках рисовой бумаги, как свидетельство ночи, которая, несомненно, должна жить в сердцах и умах людей тысячу лет.
– Дыхание Создателя, – издал он тоскливый вздох. – И Юкико говорит, что она – не герой…
51
Эндзингер
Рассвет приближался, как вор, и ничто, кроме подкрадывающегося на цыпочках света, не предвещало его наступления. Армия двигалась по снегу и пеплу высотой по колено, осаждаемая роями проклятых трупных мух. Земля дрожала под легионом корчевателей-кусторезов, позади тащился Землекрушитель, а перед испуганными глазами Юкико из мрака проступал истинный ужас – то, что их ожидало.
Там, где прежде простиралось Пятно, теперь разверзлась бездонная пропасть, с трещинами, словно язвами во рту нищего. По краям, на протяжении нескольких сотен футов, стелился туман, клубясь, окутывая зияющую дыру завесой, воняющей увядшими цветами и палеными волосами. Когда Юкико посмотрела на эту бездну, то обнаружила, что зрение расфокусируется, головная боль усиливается, а холод пробирает до самых костей. Воздух стал морозно-колким, как море застывших мечей, слезы замерзали прямо на ресницах, а волосы позвякивали сосульками всякий раз, когда девушка поворачивала голову.
В сердце пустил корни ужасающий страх, тепло в животе уменьшилось, превратившись в едва ощутимую волну. Она прижала руку к лону, нащупывая в Кеннинге своих дремлющих детей. Жар песни жизни за мысленной стеной угас, превратившись в унылую, угрюмую бурю, а не в огонь, к которому Юкико уже привыкла.
Она почувствовала слабую пульсацию людей вокруг – сейчас они казались лишь искрами, выскакивающими из камина и гаснущими в зубах зимы. Грозовые тигры пока еще горели достаточно сильно, чтобы их можно было удержать, и она ласкала разум каждого, желая, чтобы они оставались сильными. Но солдаты были молчаливы, тепло угасало, и за них было трудно ухватиться.
Какую бы силу ни давали ей жизни нерожденных детей, энергия исчезала, сведенная на нет лютой стужей, исходящей из раны на теле мира.
И конечно же, в бездне пробуждались разнообразные существа – твари.
У Врат ада выстроился целый легион монстров: уродливые отпрыски, цепляющиеся за кимоно мертвой матери. Но, боги небесные, что это были за создания! Кошмарные демоны – сотнями – с криками вырывались из глубин подсознания самой преисподней на приглушенный свет. Ошеломленно моргая, они с клокочущей ненавистью устремляли остекленевшие взгляды на людей, направляющихся к ним из пустошей.
Самыми маленькими оказались óни, с которыми Юкико уже встречалась, – синекожие и человекоподобные. Некоторые были ростом с человеческих детей, черепа покрывала корка сырого мяса вперемешку с кожей и волосами. Они молча открывали рты и беззвучно вопили. Те, что покрупнее, около двенадцати футов ростом, держали в руках боевые дубинки. Носы, пронзенные железными кольцами, искривились, будто Темная Мать схватила их в пригоршню и сжала.
Но óни были ничем по сравнению с теми, кто маячил рядом.
То была мерзость в самом черном смысле этого слова. Пародия на жизнь, на образы, некогда украшавшие мир. Огромные ястребы, уродливо слепленные из костей и частей трупов, гнилых перьев и изъеденной червями плоти, сшитые почерневшими сухожилиями. Они поднялись огромным роем, кружа над Вратами ада, как мухи над свежатиной, окутанные зловонием вскрытых могил.