Что касается части текста Несторовой редакции, посвященного середине — второй половине XI века, то, возможно, его фрагменты тоже сохранились в Новгородской первой летописи — среди записей о событиях 1045–1074 годов. Как было давно замечено, в этих фрагментах встречаются более исправные варианты сообщений, чем в дошедших до нас рукописях «Повести временных лет»[490]. Вдруг это следы именно Несторова текста? Но в Новгородской первой летописи отдельные киевские известия доходят до 1115 года, и это позволило М. Х. Алешковскому предположить, что первая редакция «Повести временных лет» заканчивалась этим годом[491]. Так что если Нестор был ее автором, то надо признать: он завершил свою летопись не описанием событий 1113 года, а повествованием о том, что случилось двумя годами позже. Впрочем, нельзя исключать, что Нестор или какой-то иной книжник продолжил свою летопись после 1113 года краткими записями, отраженными в новгородском летописании. Эта киевская летопись позднее кем-то (может быть, Сильвестром Выдубицким) редактировались: по крайней мере сказание о путешествии по Руси апостола Андрея и Повесть об ослеплении Василька Теребовльского — это вставки. Один ученый недавно заметил по поводу вопроса, где оканчивался предшественник «Повести временных лет» — Начальный свод: «…приходится признать, что в поисках завершения Н<ачального> С<вода> традиционные приемы стратификации{106} летописного текста оказываются недостаточно эффективными; нам удается интуитивно нащупать ту область, где, вероятно, располагается текстологически значимая граница, но конкретизировать это представление пока еще не удается». Эти слова могут быть также ответом и на вопрос о месте, где завершалась «Повесть временных лет»[492].
Интересно, что в описании кончины преподобного Феодосия в списках Новгородской первой летописи под 6582 (1074) годом содержатся слова про сменившего его Стефана: «мужа по всему обычаемъ блага и кротка, тиха и смирена»[493], которых нет ни в списках лаврентьевской, ни в списках ипатьевской группы. Не была ли это дань признательности Нестора своему давно покойному учителю? Интересно, что эта характеристика частично совпадает с определением в «Чтении о Борисе и Глебе» князя Ярослава Мудрого, который был «мужь ‹…› правѣденъ и тихъ, ходяй въ заповѣдехъ Божиихъ»[494]. Похожая характеристика есть и в Житии Феодосия: «кротъкъ нравомъ, и тихъ съмыслъмь»[495]. Однако принадлежность слов о Стефане Нестору — это лишь догадка. Эти определения частично восходят к Библии{107}. Но они встречаются в древнерусской словесности не у одного Нестора и не только в этом летописном фрагменте[496].