Нестор Летописец

Обитавшие у южных границ Руси тюркоязычные кочевники половцы направили к Святополку послов: со смертью прежнего старшего русского князя договор утратил силу, его надо было заключить заново. В этом не было ничего необычного, ничто не предвещало беды. Но Святополк внезапно схватил половецких посланцев и бросил в темницу. Видимо, князь посчитал условия старого договора унизительными и невыгодными. Задержать послов ему внушили самонадеянные дружинники. Это было, по известному выражению наполеоновского дипломата Талейрана, хуже, чем преступление. Это была ошибка. Исправить ее не удалось, хотя князь и попытался. Половцы осадили пограничный город Торческ. Святополк отпустил послов, попросил мира. Степняки отказались. Святополк начал собирать войска. Успел собрать совсем немного. Подоспели на помощь Мономах и его брат Ростислав, но силы всё равно были неравны. Мудрые старые дружинники (среди них был и Янь Вышатич — собеседник Нестора, поведавший ему о многих событиях) уговаривали заключить перемирие и начать войну уже с намного бóльшими силами. Против решающего сражения выступил и Мономах. Симпатизирующий ему летописец сообщает, обыгрывая значение имен: «Володимеръ хотяше мира, Святополкъ же хотяше рати»[514]. Не удалось уговорить Святополка и не переправляться на занятый половцами берег реки Стугны. «Святополк же и Владимир и Ростислав созвали дружину свою на совет, намереваясь перейти через реку, и стали совещаться. И сказал Владимир, что „пока стоим здесь под прикрытием реки, перед лицом этой грозы, заключим мир с ними“. И примкнули к этому совету разумные мужи, Янь и прочие. Киевляне же не приняли этого совета, но сказали: „Хотим биться, перейдем на ту сторону реки“. И взяло верх это предложение, и (русские) перешли Стугну реку, а была она тогда переполнена водой. Святополк же и Владимир, и Ростислав, выстроив дружину, двинулись. И шел на правой стороне Святополк, на левой Владимир, а посредине Ростислав. И, обойдя Треполь, прошли вал. И вот половцы двинулись навстречу, имея впереди стрелков. Наши же, став между валами, подняли стяги свои, и двинулись стрелки (русские) из-за вала. И половцы, подойдя к валу, подняли стяги свои и налегли в первую очередь на Святополка и врезались в полк его. Святополк же держался стойко, а люди его побежали, не выдержав натиска воинов; после же побежал и Святополк. Потом половцы обрушились на Владимира, и завязался бой лютый; побежали и Владимир с Ростиславом, и воины его. И прибежали к реке Стугне, и бросились в реку Владимир с Ростиславом, и начал тонуть Ростислав на глазах у Владимира. И захотел Владимир подхватить брата своего и едва не утонул сам. И утонул Ростислав, сын Всеволодов. Владимир же, перейдя реку с остатками дружины, — ибо много пало людей из полка его и бояре его тут пали, — и перебравшись на ту сторону Днепра, оплакал брата своего и дружину свою и пошел в Чернигов в глубокой печали. Святополк же вбежал в Треполь и заперся там, пробыл там до вечера и в ту же ночь пришел в Киев. Половцы же, видя, что победили, одни пустились грабить землю (Киевскую), а другие вернулись в Торческ»[515].

Торческ, город, населенный торками — тюркским народом, служившим Руси, был окружен половцами и томился в осаде, мучимый голодом и жаждой. Святополк попробовал отбросить осаждающих, но вновь проиграл битву. «Половцы повоевали много и возвратились к Торческу, и обессилели люди в городе от голода и сдались осаждавшим. Половцы же, взяв город, подожгли его огнем, а людей поделили и увели в вежи к семьям своим и сродникам своим много крещеного народа: страдающие, печальные, измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и несчастиях, с осунувшимися лицами, почерневшие телом, в чуждой стране, с языком воспаленным, голые и босые, с ногами, израненными тернием, со слезами отвечали они друг другу, говоря: „Я жил в этом городе“, а другой: „Я — из того села“; так вопрошали они друг друга со слезами, называя свое происхождение, вздыхая и взоры обращая на небо к Вышнему, ведущему тайное»[516].

Летописец, изобразив эту горестную картину, завершает ее утешительными строками: «Да никто не дерзнет говорить, что ненавидимы мы Богом! Пусть этого не будет! Ибо кого так любит Бог, как нас возлюбил он? Кого так почтил он, как нас прославил и превознес? Никого! Потому именно больше гнев свой воздвиг на нас, что, больше всех почтены бывше, мы худшие всех совершили грехи. Ибо больше всех просвещены бывше, зная волю владычную, и, презрев ее и красоту, горше других наказаны. Вот и я, грешный, много и часто Бога гневлю и часто грешу каждый день!»[517]