Многие всерьез написанные сочинения со временем оказываются конъюнктурными играми, а тексты шуточно-игровые иной раз входят в состав художественной литературы. Думается, последнее произошло и с «Новейшим Плутархом». Это сатирическое произведение перекликается с прозаическими страницами Козьмы Пруткова и щедринской «Историей одного города», с пародиями Измайлова и «Всеобщей историей, обработанной “Сатириконом”». Многие статьи «Новейшего Плутарха» построены в острой новеллистической форме: в биографиях Генисаретского и Ящеркиных ощутима ориентация на мир раннего Чехова, а история Джонса заставляет вспомнить атмосферу английской новеллы, юмор Честертона, Шоу и Моэма. Любопытно, что некоторые сюжеты «Новейшего Плутарха» предвосхитили поиски наших сатириков, творивших в годы советского застоя и мужественно ему противостоявших. Читая статью о птицеводе Бэрде, скрестившем голубя с попугаем и получившем в итоге «голупугаев», читатель, наверное, припомнит небезызвестных «козлотуров» Фазиля Искандера. А история стоматолога Исаака Иззагардинера, поставившего целью увеличить число зубов человека до сорока двух, до некоторой степени отзывается в сюжете остросоциальной кинокомедии Г. Данелия «Тридцать три»[380].
Однако этот список скорее указывает на прецеденты и переклички, нежели объясняет, в чем же состоит новизна невольного (в обоих смыслах слова) творчества авторов НП и чем эта книга отличается от хорошо известной пародийной юмористики. Мы попытаемся восполнить этот пробел: как будет показано ниже, трагические обстоятельства создания НП в совокупности с творческими индивидуальностями авторов словаря, сформированными очень непохожими культурно-историческими «средами», оказались парадигматическими для рождения текста, который выпадает из синхронного контекста начала 1950‐х, но зато органично смотрится в контексте русского постмодернизма. А ведь оформившие этот дискурс литературные тексты создаются намного позже – на рубеже 1960–1970‐х годов («Москва – Петушки» Вен. Ерофеева, «Школа для дураков» Саши Соколова, тексты Е. Харитонова, Д. Пригова и Л. Рубинштейна). В этом смысле НП может быть рассмотрен как неопознанный
Главным автором НП, безусловно, был Лев Раков. Ему принадлежит замысел книги, он написал наибольшее количество статей – из сорока четырех двадцать одну и еще четыре в соавторстве с Париным (для сравнения: Андреев написал двенадцать статей, а Парин – отдельно от Ракова – шесть). Наконец, именно Ракову принадлежит окончательная редакция НП.