Непонятый «Евгений Онегин»

Нужно очень хорошо помнить текст, чтобы тотчас обнаружить подвох в цитате: процитирован не сплошной текст, а смонтированы начало заключительной XLI строфы третьей главы и начало XII строфы главы четвертой. Кстати, лишь продолжение цитирования выявило бы несовпадение порядка рифм онегинской строфы. Два сюжетных эпизода состыкованы идеально, без малейшего зазора: даже микропауза в «минуты две» молчания развертывается на глазах читателя. Смонтированный текст вполне может восприниматься как целостный по содержанию. Более того, таким он был и по форме — в черновике, где строфа, ставшая двенадцатой, начинала главу.

Однако в обработанном тексте единый сюжетный эпизод разделен. В концовке XLI строфы поэт испросил у читателя разрешения «и погулять и отдохнуть», закончил главу, а в четвертой главе описание свидания предваряется обширным авторским рассуждением, переходящим в косвенный монолог Онегина, вторичным (отчасти переосмысленным) изложением предыстории героя и короткой сюжетной связкой. Сюжетная пауза отсутствует, повествовательная пауза объявлена, она чрезвычайно значительна. Однако отвлечение завершается — и сюжетное повествование продолжает строго последовательное движение.

Л. Г. Лейтон (Чикаго) показал скрепы, которыми соединены все соседние главы. Это либо сюжет (третья-четвертая главы — сцена свидания, пятая-шестая главы — картина именин), либо поэтический мотив или предмет описания (первая-вторая — скука Онегина, вторая-третья — мотив бессмертия поэзии, четвертая-пятая — тема зимы, шестая-седьмая — предмет описания «могила поэта»). «Каждая глава закончена, но не закрыта, т. е. продолжается, повторяется, протягивается к следующей главе. Главы связаны друг с другом повествовательными показателями, то мотивом, то повторением, то контрастом, но всегда спирально. Таким образом, структура романа в целом развивается от начала до конца и обратно в начало по круговому ходу, основанному на очень сложной системе структурных приемов»[138].

Есть несомненные различия между стыками глав с прочной опорой на сюжет и стыками, где повествование закругляется, обозначается пауза в рассказе.

Сюжетная линия шестой главы завершается описанием могилы Ленского. Она не на кладбище (убитого на дуэли полагали самоубийцей) — под соснами на берегу ручья. «Там пахарь любит отдыхать», жницы черпают кувшинами воду. Картина дана в форме повествовательного настоящего времени, но совершенно ясно, что эпизоды последовательно сменяют друг друга по-разному: в романе они разделены месяцами, а в жизни циклично повторяются из года в год; у могилы чередой идет бессмертная жизнь. Ход этой жизни заведен задолго до появления могилы и продолжается, не смущаясь ее появлением[139]. Циклический характер времени здесь отчетлив, подчеркивается он и в следующей строфе: под памятником весной пастух плетет лапоть, здесь останавливается приехавшая провождать лето горожанка.

Начало седьмой главы ориентировано на распространенную в романе антитезу «бывало» — «ныне». Однако в отличие от типичных случаев подключения к сюжетному рассказу ретроспекций устойчивая формула имеет здесь особое наполнение. «Бывало» — не когда-то давно, а в непосредственное продолжение остановленного сюжетного действия, в первую весну по смерти юного поэта. «Ныне» — вообще многозначно: во-первых, это момент нового сюжетного эпизода, во-вторых, — момент повествования о нем. Тут-то и заключено «противоречие». Сюжетные эпизоды состыкованы плотно, пауза исключена ценою искажения смысла: следующий сюжетный эпизод, замужество Ольги, совсем недалеко по времени отстоит от предыдущего, смерти ее первого жениха. Зато момент рассказа в концовке шестой главы нарочито отделен от события: поэт пообещал досказать историю героев, «но не теперь». Вернувшись к повествованию, он ведет его в манере «репортажа», что предполагает присутствие автора на месте и во время действия. В конце шестой главы разрыв между событием и повествованием о нем подчеркнут (многократные круги циклического времени и укладываются в реальные рамки противостояния времени события и времени повествования о нем), в начале седьмой главы такой разрыв снят, даже притенен.

Шестая глава кончается, седьмая начинается картинами весны. На календаре героев паузы нет: для них это весна текущего года. Когда мы погружаемся в душевный мир Татьяны, переживаниям героини аккомпанирует летний пейзаж — к нему естественным введением воспринимается начальный весенний пейзаж. Фактически здесь две весны: «сюжетной» весне корреспондирует «авторская» весна, где бегло рисуется циклическая внесюжетная жизнь. Горожанку-наездницу, провождающую в деревне лето, привлекает одинокая могила. Она читает «Простую надпись — и слеза / Туманит нежные глаза». Отъезжает в раздумии: