Фраза «с утра одета» получила должный резонанс. А вот деталь не меньшей художественной силы — а оставленная незамеченной. Тут вернемся к возникавшему у нас вопросу: с кем (по своему разумению) имеет дело Татьяна на последнем свидании: с истинно влюбленным человеком или с ловеласом, вернувшимся на позицию «науки страсти нежной»? Или, другими словами, как понять пушкинское утверждение: «Ей внятно всё»?
Исповедь Татьяны многократно была предметом наблюдений исследователей. Но оставлена без внимания предшествующая ей молчаливая зарисовка:
Который раз Татьяна читает это письмо? Да она уж наизусть его, наверное, помнит! А эмоции — как в первый раз: слезы — рекой… Это слезы по когда-то возможному, но несбывшемуся счастью. Если бы такое письмо получить в деревне! Эта сцена — яркое свидетельство, насколько дороги Татьяне ее воспоминания, а ее чувство живо несмотря на то, что запрятано. Она и в исповеди признàется в своей любви. Так что в исповеди можно слышать все оттенки чувств, но камертоном служит именно мелодия любви.
Слезы «рекой» — знак только веры в любовь Онегина. А если, напротив, Татьяна прозревала бы недобрый умысел ухажера? Тогда ей не было бы надобности хранить письма Онегина. Ладно, случилось такое, захотелось перечитать. Обида на максимуме может выговариваться со слезой в голосе. Вот уж глаза при этом останутся сухими, сердитыми, если не злыми. А Татьяна глядит на Онегина «без гнева».
Почему слезы Татьяны над письмом Онегина оставались незамеченными исследователями? Упущен сильный, категоричный аргумент в пользу версии, что героиня адекватно понимает героя. Происходит это из-за недооценки роли сюжета, который корректируется стихотворной формой. Тут тесное соседство двух картин, наложение второй на первую (внезапный переход из формы заочного общения с героем в личное свидание). Первая картина дана не полностью, мы сразу видим финал. Вторая картина начинает разворачиваться на глазах читателя: это и перетягивает внимание читающего. Получилось так, что поэт ответил на вопрос прежде, чем ситуация его подсказала. Тут «перевернутая» логическая связь: сначала следствие («слезы льет»), а о причине сказано потом («я вас люблю», но уже безнадежно). Фрагментарный сюжет как будто соткан из цепочки описаний, и важна каждая деталь! Восстановим связь прямую — безошибочно поймем авторскую позицию, которая недвусмысленна: поэт дает возможность читателю ситуацию обдумать, но ясно обозначает и свою позицию: Татьяна любит Онегина, верит в его не наигранную, а подлинную любовь, горько жалеет, что она опоздала, а теперь когда-то возможное счастье невозможно.
Общая тенденция такова: поэт охотно подключает к описанию новые детали; удостоенные внимания детали лаконично обрисовываются; поэт не медлит с эмоциональным обобщением.
О синхронизации деталей времени года и даже суточного времени у поэта пока что мало заботы. Присмотримся к фону, на котором поэт изображает сердечное томление Татьяны (в эпизоде третьей главы).
Трели соловья здесь не могут служить пометами времени (весны): это параллель влюбленности героини в ту ночь, когда будет написано ее письмо. Онегин-то появился здесь среди лета и не с визита к Лариным начинает; прежде ему надо было еще с Ленским сойтись (соловьи к визиту знакомства умолкнут).
Точнее колорит времени (это уже к концу лета, когда к вечеру заметно понижение температуры) отражен в день свидания, хотя это всего лишь второй день после письма: Татьяна, «на стекла хладные дыша»,
Парадоксально, что в число примет создаваемого романа поэт в посвящении включает «небрежный плод моих забав…» А в итоговой адресации заканчиваемого творения повторено:
Диапазон читательских предпочтений здесь обозначен весьма широко. Только иронично можно представить желание поэта потрафить всем, зато разностильность охваченного материала надо взять на заметку.
Стык эпизодов заслуживает внимания отдельного.
О пластике переходов