Непонятый «Евгений Онегин»

Пленник	Онегин
Забудь меня: твоей любви,	Напрасны ваши совершенства:
Твоих восторгов я не стою.	Их вовсе недостоин я.
Дублируется признание, что встреча с героинями произошла не вовремя, опоздала: ее исход мог быть иным:
Несчастный друг, зачем не прежде	Скажу без блесток мадригальных:
Явилась ты моим очам,	Нашед мой прежний идеал,
В те дни, как верил я надежде	Я верно б вас одну избрал
И упоительным мечтам!	В подруги дней моих печальных…
Оба героя констатируют омертвение души:
Но поздно: умер я для счастья	Мечтам и годам нет возврата;
Надежды призрак улетел…	Не обновлю души моей…
Следствие тоже одинаково: перед наполненными огнем страсти героинями герои ощущают себя живыми мертвецами, и это ощущение для них мучительно. Есть и разница: Пленник говорит о реально испытываемых чувствах, опыта Онегина достаточно, чтобы прогнозировать нежелательную ситуацию.
Как тяжко мертвыми устами	Поверьте (совесть в том порукой),
Живым лобзаньям отвечать	Супружество нам будет мукой.
И очи, полные слезами,
Улыбкой хладною встречать!	Начнете плакать: ваши слезы
	Не тронут сердца моего,
	А будут лишь бесить его.
Наконец, оба героя демонстрируют плохое, по крайней мере — одностороннее знание женской души, пророча влюбленным в них женщинам новую любовь и забвение прежней; оба прогноза не сбываются:
Пленник	Онегин
Не долго женскую любовь	Сменит не раз младая дева
Печалит хладная разлука;	Мечтами легкие мечты…
Пройдет любовь, настанет скука,
Красавица полюбит вновь.	Полюбите вы снова…

Прямое сходство ряда моментов в двух исповедях — последний знак генетического родства героев поэмы и романа в стихах. Продолжение параллелей невозможно: исповедь Пленника — кульминационный финал, за которым следует быстрая развязка, и это типично для романтической поэмы. Вопрос: «Что сталось с Пленником потом?» — сугубо умозрительный, это не предмет повествования (в поэме нет опоры и для читательского прогноза). Развитие Онегина продолжается — и идет непроторенными путями. Нет полного совпадения и в основах исповедей. Оба героя отравлены первыми уроками любви-сладострастья. Но Пленник не может вырваться из тесных рамок этого опыта, воспоминаниями героя повелевает «тайный призрак» — и добивает его душу окончательно. Тяжким оказывается груз первого опыта и для Онегина, но герой предстает более жизнестойким, его душа не очерствела окончательно, не потеряла способности к возрождению. Исповедь Пленника сбивчива и мало объясняет импульсы его поведения. Исповедь Онегина психологически мотивирована. Кроме того, сам внутренний мир Онегина неизмеримо более широк, кроме интересов любви он вбирает в себя и иные ценности.

Зато Пушкин уже в первой главе делает попытку обрисовать характер сложный, неоднозначный. И если романтическая «загадочность» является компонентом этого характера, то для изображения Онегина (в отличие от романтического Пленника) это не доминанта. Сопоставим две сцены, в романе находящиеся в близком соседстве. Вот Онегин вместе с поэтом погружен в воспоминания: оба «чувствительны». Вскоре герой попадет в деревню и отнесется к ней весьма прозаически. Все-таки есть основание воспринимать данную подвижку не столько как противоречие, сколько как пусть еще не вполне органично явленное многообразие души, что можно рассматривать как важный аванс именно реалистического изображения героя. Такая тенденция в последующем повествовании будет крепнуть, что и позволяет воспринимать роман флагманом реализма.