Но старый текст, вроде бы строго определенный, вдруг начинает менять смысл. Текст, который, казалось бы, неизменен, обретает новые оттенки, получает новую жизнь! При повторном чтении благодаря перекличке деталей обозначается лукавая улыбка там, где она и не предполагалась (где ее первоначально, вероятно, и не было). Читатель мудреет: не всякое слово в художественном тексте надо принимать в его буквальном смысле. Слово емко, многозначно; надо вникать в него, сопоставлять с другими утверждениями, соразмышлять вместе с поэтом. Признаваясь в мистификации, поэт воспитывает в читателе активное отношение к слову. Обнаружение розыгрыша ничуть не умаляет доверия к авторским рассуждениям: просто открывается их многомерность, стереоскопическая объемность. Меланхолия начального портрета не отменяется полностью, она лишь приобретает новый вид и значение. В самой возможности (и необходимости) многократного обращения к деталям текста кроется источник неиссякаемой свежести романа в стихах.
Об «истинном романтизме»
В советские годы в центре внимания теоретиков была проблема творческого метода и литературных направлений; соответственно «Евгений Онегин» рассматривался как произведение, где, наряду с «Горем от ума» Грибоедова, формировались принципы реалистического искусства. Ныне проблема метода отброшена как чуждое наследие. Критика пестрит другими обозначениями: постмодернизм, метамодернизм, мейнстрим, нонфикшен, новая архаика и т. п. Реализм тут не в почете. Но если проблема существует (применительно к классике — вне сомнения), нет надобности от нее отмахиваться. Возвращаясь к ней, совсем не обязательно прибегать к вульгарному социологизму и другим издержкам былого.
Литературный процесс многослоен не только из-за большого числа участников, среди которых встретятся и сторонники контрастных позиций. Творчество поэта-профессионала не вытягивается в линию, где до сих — одно, а далее совсем другое. Параллельно трем (!) главам романа в стихах Пушкин создает романтические поэмы «Бахчисарайский фонтан» и «Цыганы». Соответственно обширное произведение в чем-то совершенно новое, в чем-то перекликается с иными параллельными. Содержательная прямая преемственность романа с поэмой «Кавказский пленник» уже отмечалась.
Пушкин писал брату (январь-февраль 1824 года) о читательском впечатлении одного из тех, кто познакомился с первой главой еще в рукописи: «Не верь Н. Раевскому, который бранит его — он ожидал от меня романтизма, нашел сатиру и цинизм и порядочно не расчухал» (Х, 66). Раевский действительно «порядочно не расчухал», поскольку не увидел в Онегине характерного романтического героя. Но правда и то, что его романтизм уже прикрыт чем-то таким, чему еще и названия нет. Пушкин чувствует эту новизну. Еще не порывая с классическим романтизмом, он вскоре введет новое понятие — «истинный романтизм». А к концу десятилетия поэт поддержит предложенное И. Киреевским понятие — «поэзия действительности». История закрепит для обозначения нового явления термин «реализм».
Онегин несет явные черты романтического сознания, когда поднимает бунт против обыкновенного образа жизни светской молодежи. Таков он и в состоянии духовного кризиса, переживая преждевременную старость души. Романтичен и групповой портрет вместе с автором, когда мы видим героя в белую ночь на невской набережной «с душою, полной сожалений».
Но буквально на третий день пребывания героя в деревне в его мировосприятии происходят значительные перемены. Возникает дополнительный контраст: обычно лоно природы — органичная питательная среда мировосприятия романтиков, здесь же она выявляет антиромантический настрой души героя. Впрочем, онегинский «резкий, охлажденный ум» прокламировался ранее; здесь мы видим его проявление.
Описание дано как бы из-за плеча Онегина, передано его состояние («ему казались»), но состояние героя изображено слогом автора: это его стилистика, его эпитеты («уединенные», «сумрачной»), его оксюморон (журчанье — «тихого» ручья). И тут же интонация меняется:
Исчезает стилистически окрашенное слово, появляется «простое и прямое, „голое“ слово»[75]. Повествование отражает онегинский практический склад ума.