Нелегкий выбор

Горело несколько настольных ламп, оттенки света смешались, образовав в комнате теплое розоватое свечение, в котором Лэйни показалась Пенну особенно красивой. На ней были выцветшие джинсы и старенький свитер. Несмотря на удобную позу, в которой она устроилась на диване, ее лицо было замкнутым, хмурым.

Пенну сразу расхотелось рассказывать ей о разговоре с родителями. Это могло только добавить к ее проблемам еще одну. Он подумал, не пойти ли к себе и не улечься ли в постель, но покачал головой. Беречь покой Лэйни было не время. Постучав, Пенн вошел в гостиную.

— Что это было, стук в дверь? — насмешливо спросила Лэйни. — Разве ты здесь не на законных основаниях?

Она отложила в сторону письмо, лежавшее поверх открытой книги. Усаживаясь, Пенн бросил взгляд в ту сторону, заметив, что оно отпечатано на машинке.

— Знаешь, я сегодня разговаривал с родителями на очень интересную тему.

— О чем же? — рассеянно спросила Лэйни.

— О Тиме и Райли. Не хотелось бы тебя пугать, но они считают, что имеют на детей исключительные права.

— Да что ты говоришь!

Пенн понял, что ей уже все известно. Несмотря на иронический тон, глаза ее выглядели припухшими.

— Выходит, я не сообщил тебе ничего нового.

Он намеревался держаться так же отчужденно, как и Лэйни, и едва справился с собой, заметив, что одна слезинка не удержалась и покатилась по ее щеке. Лэйни небрежно отерла ее и протянула ему письмо. Там было слово в слово изложено все, что сказали ему родители, вот только написано это было не ими, а их адвокатом. Это было не что иное, как уведомление о решении лишить Лэйни Вульф опекунских прав и передать их Хью и Дорис Бекли. Ей предлагалось дать официальное согласие на передачу прав в течение месяца, в противном случае должен был последовать судебный иск.

Лэйни плакала. Она судорожно скрестила руки на груди в тщетной попытке успокоиться, и он не сумел справиться с собой. Присев радом с ней на диван, он принялся утешать ее, как обиженного ребенка, повторяя: «Ну что ты, глупышка, что ты…»

Слова утешения как-то незаметно перешли в поцелуи. Был тому виной исходивший от ее волос аромат или шелковое ощущение ее кожи под ладонями, но Пенн попросту потерял голову. Еще несколько секунд назад он испытывал только сочувствие, только жалость — и вот они сменились желанием, от которого мутился рассудок.

Весь дрожа, забыв о письме, о родителях — обо всем на свете, — он прижат к себе Лэйни с жадностью, которой не испытывал до сих пор. Это было таким естественным продолжением ночи, проведенной с ней, словно страсть и не затихала, словно они вообще не выпускали друг друга из объятий. Как ласково зарывались в волосы ее ладони! Как неровно дышала маленькая округлая грудь и как часто пульсировала впадинка между ключицами! Каким знакомым, каким правильным было все это!

Несколько минут они лихорадочно обнимались, потерявшись в тысяче ласк, уже знакомых и еще не испытанных… потом Лэйни отстранилась, неохотно, но решительно. Заглядывая ей в глаза, Пенн надеялся, что в его взгляде можно прочесть все, что он так старательно и так долго скрывал.

— Все устроится, милая, вот увидишь! Никто не сможет отобрать у тебя детей. Я на твоей стороне и помогу во всем. Ты и дети… я хочу сказать, ты их опекун по закону, и мои родители вряд ли смогут этому помешать.

Лэйни ответила странным взглядом, как человек, пребывающий в шоке. Руки ее соскользнули с шеи Пенна и безвольно упали на колени. Она отодвинулась.

— Ты ничего, ничего не понимаешь…

— Я все понимаю, Лэйни.

Он попытался снова обнять ее, но Лэйни осталась безучастной. Медленно поднявшись, она остановилась за стулом, как за преградой.

— Нет, ты не понимаешь, Пенн. Я плакала не потому, что боюсь потерять Тима и Райли. Просто мне кажется, что твои родители правы.

— Что? — изумился он, бессознательно сжимая руки в кулаки.

— Я думаю, мне стоит согласиться на ту работу, которую предложил Патрик Фучард. Это значит, мне придется перебраться в Калифорнию. Вот если бы можно было взять детей с собой… наверное, им понравилось бы в Лос-Анджелесе. Там тепло, много солнца и… и ничто не будет навевать печальных воспоминаний.

Пенну было с детства знакомо это выражение ее лица. Оно появлялось тогда, когда Фэрил заставляла Лэйни делать нечто такое, что ей не совсем нравилось. Но на этот раз вместо сочувствия он испытал только злость. Она что, свихнулась? Или ее мало волновало, что случится с Тимом и Райли? Женщине, которую Пенн внезапно увидел перед собой, было плевать и на детей, и на него.

— Условия опекунства обговорены ясно, — вставая, сказал он ледяным тоном. — Ты подписала согласие переехать в этот дом, заботиться о детях так, как заботились о них родители. Как родители, ясно? Или это вне рамок твоего понимания?

— Я люблю Тима и Райли, — прошептала Лэйни, взглядом умоляя не мучить ее, — но я не уверена, что моей любви достаточно. Твои родители… они лучше понимают… они…

— Невероятно, мать твою! — выругался Пенн, теряя самообладание. — Ты никогда не изменишься, так ведь? На этот раз в дураках оказался я, и поделом мне, черт побери!