Нелегкий выбор

Чем дольше он говорил, тем больше распалялся, пока лицо его не стало точно такого же цвета, как и бифштекс Пенна. Это было отвратительно. Всю жизнь Хью жаловался на своих родителей, но чего ради? Что они сделали ему? Они снабдили его высокооплачиваемым постом вице-президента компании по производству бумаги, которая делала в год несколько миллионов и процветала даже в период депрессии. Единственное, чего они не сумели ему дать, — это пост председателя правления. Дед Пенна дожил до девяноста лет, и Хью, привыкший к роли заместителя, был уже слишком стар, чтобы возглавить компанию, поэтому он вынужден был довольствоваться полумиллионом долларов в год в виде процента с тех миллионов, которые оставил ему отец. Хью винил отца за то, что тот зажился на свете, и вообще за все, даже за то, что сам он ненавидел жену и не знал, чем занять свое время. Все это было не ново и мало задевало Пенна, но намек на Фэрил заставил его возмутиться.

— И чем же тебе не угодила моя сестра?

Он редко вступал в спор с родителями, особенно в тот период, когда много пил: в состоянии эйфории легко закрывать глаза на все, что не нравится. С течением времени отец становился все более воинственным, а мать постепенно перестала слышать то, что ее не устраивало.

— Фэрил и Джону следовало бы желать детям добра, как мы желали добра тебе и твоей сестре, — ответил Хью, на сей раз переглянувшись с женой. — Тим и Райли принадлежат нам — и кончено!

— Кончено для кого? — резко спросил Пенн.

— Внуки принадлежат дедушке и бабушке, это и дураку ясно, — пренебрежительно хмыкнул Хью, пронзив сына взглядом.

— Зачем вам внуки? Чтобы посадить их посередине вашего ледяного дома слушать тишину?

На лице Дорис появилось выражение удивления, но Хью только сильнее разозлился.

— Выходит, ты предпочитаешь, чтобы твоих племянников воспитывал чужой человек? Незамужняя женщина под сорок?

— Какой еще чужой человек? — переспросил Пенн, не веря своим ушам и наполовину приподнимаясь на стуле. — Лэйни Вульф, лучшая подруга вашей дочери, которая провела чуть не полжизни в вашем доме?

— Отец ничего не имеет против Лэйни, — вмешалась Дорис, примирительно похлопывая сына по руке. — Мы просто желаем детям добра. Она… она даже не той же веры, что и мы.

«С меня хватит», — подумал Пенн, швыряя на стол салфетку.

— Я рад, что вы двое нашли хоть одну общую тему для разговора, но будь я проклят, если позволю моим племянникам провести годы в склепе, в который вы превратили свой дом!

Он встал, оттолкнул стул и добавил, едва удерживаясь, чтобы не кричать:

— Лэйни, конечно, не может вернуть к жизни Джона и Фэрил, зато она может заменить их настолько, насколько это вообще возможно. Если вы собираетесь оспаривать ее опекунские права, для начала вам придется иметь дело со мной.

Он вышел из ресторана не оглядываясь. Ни отец, ни мать не окликнули его и не сделали движения, чтобы остановить.

На холодном ночном воздухе он остановился еще раз обдумать свои слова. Все, что он сказал, было чистейшей правдой: Лэйни оказалась замечательным опекуном. Удивляясь все больше, он наблюдал за ней изо дня в день, неделя за неделей. Какой бы никчемной она ни была в юности, из нее вырос зрелый и ответственный человек. Редкий человек — так точнее.

Выехав на дорогу, Пенн погрузился в воспоминания о Лэйни. Она не была похожа ни на Сариту, ни на любую другую женщину из тех, с кем он был близок. Даже когда он был подростком, методично изводившим лучшую подругу младшей сестры, он втайне восхищался теплой сердечностью, исходившей от Лэйни. В течение нескольких последних месяцев он следил за тем, как она помогает Райли в учебе, как прилагает все силы, чтобы вывести Тима из состояния беспросветного уныния. Он и сам не заметил, когда начал считать ее самой прекрасной женщиной на свете.

Разумеется, Лэйни даже не подозревала об этом. Пенн старался поменьше попадаться ей на глаза и если не оставался с детьми, то прямо с работы шел в летний домик, где обычно весь вечер читал. В последние дни было так много работы (Эн-би-си готовило передачу о бунте в одной из тюрем), что он предпочитал не тратить время на дорогу и ночевал в Манхэттене, в штаб-квартире. Так что он не только не разговаривал с Лэйни по нескольку дней, но даже редко видел ее.

«Однако сегодня, — вдруг подумал он мрачно, — придется поехать в Медоувью, чтобы посвятить Лэйни в намерения родителей. Если они пошли на то, чтобы обсудить друг с другом положение дел — а такое случалось в семье Бекли очень редко, — они вряд ли собираются на этом остановиться». Пенн считал своим долгом защищать интересы племянников, а это означало, что он и Лэйни должны были выступать как союзники.

Была половина десятого вечера, когда он добрался до дома Коулов. В окно гостиной можно было видеть Лэйни, сидевшую на диване с книгой в руках. Тронутый этим зрелищем и мыслью о том, что дети крепко спят в своих комнатах, Пенн вдруг захотел, чтобы это был его дом, в который он возвращался бы каждый вечер.