Некровиль

Птей подумал о том, как его потрясло осознание того факта, что он умнее своих родителей. Сперва он ухмылялся, наслаждаясь мощью собственного интеллекта, а потом вдруг постиг истину поважнее: интеллект приносит пользу не всегда и не везде. Ум ограничен условностями: Птей мог рассчитать пространственно-временные искажения, рожденные восемьюстами космическими обиталищами, и проложить курс через темное, бурливое море по звездам на небосводе, но он не сумел бы подчинить себе ветер или свистом отдать приказ машинам, – иными словами, все связанные с погодой хитрости Стериса были ему недоступны. Тей, планета, сам формировал разумы своих обитателей. Для каждого сезона существовала отдельная самость.

Звездный клубок продолжал разматываться, Анпринская миграция превратилась в ленту искр – ночной шарф, красотой превосходящий даже полярное сияние. Завтра вечером он украсит Тейяфай, большую голубую путеводную звезду на краю мира, которая превратилась в светящееся пятно, инопланетный отпечаток пальца. Завтра вечером Птей посмотрит на этот голубой глаз в небе с минаретов Дома многообразия. Он знал, что там есть минареты; дети знали, как выглядят Дома многообразия по всему миру. Деревянные громадины, изначально серые, но посеребренные солью и солнцем, растущие вверх и вниз, вовне и внутрь, вдоль и поперек, пока не превратятся в плавучие города. Города, предназначенные для детей. И все же учитель Дэу, повествуя восьмому классу о Домах многообразия, изображал их не яркими и полными детского щебета, а темными, закопченными лабиринтами, вечно окутанными облаками черного дизельного дыма, который валил из тысяч дымоходов, что были выше всех мачт и башен. Птей хорошо запомнил эти рассказы, однако никак не мог вообразить, что находится там, – поднимается по деревянной винтовой лестнице, слушая крики морских птиц, или смотрит на сверкающее море с высокого балкона.

А потом у него перехватило дыхание. Все, что он сумел – или не сумел – нафантазировать, воплотилось в жизнь, когда на звездном полотне Анпринской миграции проступил красно-зеленый узор навигационных огней Дома многообразия. Теперь Птей ощутил, как гул двигателей и генераторов передается через воду и сдвоенный корпус катамарана. Он положил руку на мачту из углеродного нановолокна. Она пела в такт гулкой мелодии. Звезды всегда дальше, чем кажется, а огни Дома многообразия были ближе, чем думал Птей: внезапно они очутились прямо у него над головой, и «Парус радостного предвкушения» скользнул мимо внешних буйков и сетей, а потом растущий лес башен, шпилей и минаретов стер с небосвода звезды.

Нейбен ныряет

Нейбен стоял по пояс в воде – теплой, словно кровь, и глубокой, как забытье, – а над ним простиралось медовое небо. В эту полночь Большого лета солнце так и не коснулось горизонта, и неизменные тепло и свет привели к тому, что древесина старых, покосившихся шпилей Дома многообразия как будто источала пряный мускус, высвобождая дистиллированные феромоны, полученные из копившихся веками подростковых гормональных всплесков, сексуальных треволнений и кризисов личности. Сложив ладони чашечкой, Нейбен зачерпнул воду из Марциального бассейна и позволил золотистой густой жидкости утечь сквозь пальцы. Со сладострастным восторгом понаблюдал за тем, как падающая вода сверкает в лучах солнечного света, и прислушался к неторопливому, гулкому плеску, с которым бассейн вернул себе утраченное. Нейбен был новым Аспектом: старым с точки зрения опыта и навыков, ибо тело осталось прежним, просто в нем поселилась стайка самостей с особым взглядом на жизнь и особыми переживаниями.

Когда Нейбен в первый раз вынырнул из Марциального бассейна, дрожа и задыхаясь, когда пастыри завернули его в серебристое термальное одеяло, он до безумия испугался самого себя. В голове новорожденного Аспекта звучал голос, который знал его как облупленного, и этот голос не желал заткнуться, его не получалось заглушить.

– Это совершенно нормально, – сказала пастырь Эшби, полная, серьезная женщина с самой черной кожей, какую случалось видеть Нейбену. Он вспомнил, что все Ритуальные Аспекты серьезные, а в Доме многообразия пастыри других не носили – по крайней мере, послушники их не видели. – Нормально и естественно. Через некоторое время Приор, твой детский Аспект, отыщет свое место и не будет пытаться захватить высшие когнитивные функции. Потерпи. Поговори с ним. Успокой его. Он чувствует себя очень потерянным и одиноким, как будто утратил все, что когда-либо знал. У него остался только ты, Нейбен.