Некровиль

За миллиард лет до того как к этой отдаленной звезде с исследовательскими целями явились корабли-сеятели, гравитационное взаимодействие гигантских планет вынудило самую маленькую из них переместиться ближе к центру. Солнечный ветер сорвал с нее огромную атмосферу и растопил ледяную мантию, превратив в планетарный океан, глубокий и темный, как ночной кошмар. Полмиллиона лет назад народ Кан-Бет-Мерей уловил проблеск этой воды с помощью своих интерферометров, раскинувшихся по родной системе, вдохновился им и наводнил ночное небо солнечными парусами и миганием стартовых лазеров, отправляющих сто тысяч неторопливых сеятелей к новому дому. Кан-Бет-Мерей были ярыми сторонниками распространения жизни, они безоговорочно поддерживали скрытую догму Клады: разум – единственная сила во Вселенной, способная преодолеть физическую гибель пространства-времени.

Если десятки тысяч пакетов с биоматериалом, пролившихся дождем над мировым океаном Тейяфая, и породили жизнь, зондам Тея еще предстояло ее обнаружить. Кан-Бет-Мерей действительно пустили корни, но не на Тейяфае, а на маленькой голубой жемчужине, расположенной еще ближе к солнцу и похожей на слезу, выпавшую из колоссального глаза.

Сто тысяч лет назад Кан-Бет-Мерей вступили в постбиологическую фазу развития разумной жизни и перешли на тот уровень, где больше не могли взаимодействовать с биологической жизнью Тея или даже анпринами.

– Ты уже что-нибудь видишь? – донеслось от румпеля.

«Парус радостного предвкушения» оставил позади пропитанный углеродом цветущий фитопланктон; океан был глубоким, темным и бескрайним. Небо и море сливались друг с другом: звезды и навигационные огни кораблей на горизонте выглядели одинаково.

– Время пришло? – спросил Птей.

– Пять минут назад.

Птей нашел опору на сетке между корпусами катамарана и, вцепившись одной рукой в снасти, встал, чтобы лучше видеть огромное небо. Всякое дитя планеты Тей, чья ось вращения наклонена относительно эклиптики под безумным углом в сорок восемь градусов, росло с осознанием того, что его мир – это шар, который катается вокруг солнца, и что далекие, огромные и медлительные звезды почти не меняют свое положение. Оказалось, они все-таки способны изменяться: Бефис, размытое пятно света над юго-восточным горизонтом, искаженное сиянием восьмисот космических обиталищ размером с луну, вскоре опять должен был превратиться в отчетливую точку, по которой предки прокладывали курс, стремясь к Умножению.

– Надо подождать! – крикнул Птей.

Да, подождать. Анприны уже летели: они включили двигатели и сошли с орбиты почти час назад. Медленный свет их отбытия еще не достиг Тея. Перед внутренним взором мальчика закружились числа – ускорения, векторы, пространство-время, – а потом заняли положенные места и затрепетали, как праздничные знамена. Птею потребовалось много времени, чтобы понять: не каждый способен вот так видеть числа, прикасаться к ним и повелевать ими.

– Я лучше посмотрю футбол, – заявил Кьятай, когда учитель Дэу сообщил о празднике в честь Анпринской миграции, для которого надо было подготовить всем классом особый проект совместно с Благородной обсерваторией Птэу. – Мы все так и пляшем под анпринскую дудочку, но стоит взглянуть со стороны – и получается, что мы на самом деле не знаем, чего хотят эти чужаки. И никто не знает.

– Они не чужаки, – прошипел в ответ Птей. – Ты что, забыл? Чужаков не существует. Мы все просто части одной большой Клады.

– Тихо, мальчики! – прикрикнул учитель Дэу, и оба вытянулись по струнке за своими партами.

– Если мы с анпринами в родстве, – прошептал напоследок Кьятай, – почему бы им не поделиться с нами секретом звездного двигателя?

Дружба между Птеем и Кьятаем ничуть не пострадала из-за того, что сгустки наномолекул, парящие в невесомости на орбите вокруг газового гиганта, толкали их к перепалкам.

– Смотри! Ой, смотри!

Бефис очень медленно расплывался и превращался в светящееся пятно вроде роя нучпа, которому случается утром Большого лета зависнуть над водой, как дым. Флот двигался. Восемьсот миров. Числа под сводами черепа подсказывали Птею, что Анпринский народ уже достиг десяти процентов световой скорости. Он попытался просчитать релятивистскую деформацию пространства-времени, но вокруг роилось слишком много чисел, которые к тому же летали слишком быстро. Птей решил просто понаблюдать, как Бефис превращается в маленькую галактику, как звездное облако постепенно отделяется от яркой сердцевины – самого газового гиганта. Странникам предстоял путь сквозь океан ночной тьмы. Птей оглянулся. Во мраке трудно было рассмотреть выражение отцовского лица – особенно в Аспекте Стерис, мрачном, сосредоточенном и, как было известно Птею, туповатом, – и все же мальчику показалось, что он улыбался.