Некрополь

Тебя, мой отчий край.

Под Маврикийским дубом

Сидит мой рыжий дед,

И светит его шуба

Горохом частых звезд.

И та кошачья шапка,

Что в праздник он носил,

Глядит, как месяц, зябко

На снег родных могил.

Все, что в 1917-1918 г.г. левыми эсерами и большевиками выдавалось за

"контрреволюцию", было, разумеется, враждебно Есенину. Временное Правительство и

Корнилов, Учредительное Собрание и монархисты, меньшевики и банкиры, правые эсеры

и помещики, немцы и французы, — все это одинаково была "гидра", готовая поглотить

загоравшуюся "Звезду Востока". Возглашая, что

В мужичьих яслях

Родилось пламя

К миру всего мира,

Есенин искренно верил, например, что именно Англия особенно злоумышляет

против:

Сгинь ты, английское юдо,

Расплещися по морям!

Наше северное чудо

Не постичь твоим сынам!

Ему казалось, что Россия страдает, потому темные силы на нее ополчились:

Господи, я верую!

Но введи в Свой рай

Дождевыми стрелами

Мой пронзенный край.

Так начинается поэма "Пришествие". Она примечательна в творчестве Есенина. В

дальнейших строках Русь ему представляется тем местом, откуда приходить в мир

последняя истина:

За горой нехоженой,

В синеве долин,

Снова мне, о Боже мой,

Предстает твой сын.

По тебе томлюся я

Из мужичьих мест;

Из прозревшей Руссии

Он несет свой крест.

Дале, силы и события, которые, как сдается Есенину, мешают пришествию истины,

даны им в образе воинов, бичующих Христа, отрекающегося Симона Петра, предающего

Иуды и, наконец, Голгофы. Казалось бы, дело идет с несомненностью о Христе. В

действительности это не так. Если мы внимательно перечтем революционные поэмы

Есенина, предшествующие "Инонии", то увидим, что все образы христианского мира

здесь даны в измененных (или искаженных) видах, в том числе образ самого Христа. Это

опять, как и в ранних стихах, происходит оттого, что Есенин пользуется евангельскими

именами, произвольно вкладывая в них свое содержание. В действительности, в полном

согласии с основными началами есенинской веры, мы можем расшифровать его псевдо -

христианскую терминологию, и получим слдующее:

Приснодева = земле = корове = Руси мужицкой.

Бог - отец = небу = истине.

Христос = сыну неба и земли = урожаю = телку = воплощению небесной истины =

Руси грядущей.

Для есенинского Христа распятие есть лишь случайный трагический эпизод,

которому лучше бы не быть и которого могло бы не быть, если бы не "контр -

революция". Примечательно, что в "Пришествии" подробно описаны бичевание,

отречение Петра и предательство Иуды, а самое распятие, т. е. хоть и временное, но

полное торжество врагов, — только робко и вскользь упомянуто: это именно потому, кто

контр-революция, с которой так сказать, как с натуры, Есенин писал муки своего Христа

— в действительности ни секунды не торжествовала. Так что, в сущности, есенинский

Христос и не распят: распятие упомянуто ради полноты аналогий, для художественной

цельности, но — вопреки исторической и религиозной правде (имею в виду религию

Есенина).

Потому-то "Пришествие" и кончается как будто парадоксальным, но для Есенина

вполне последовательным образом:

Холмы поют о чуде,

Про рай звенит песок.

О, верю, верю — будет

Телиться твой восток!

В моря овса и гречи

Он кинет нам телка...

Но долог срок до встречи,

А гибель так близка!

Т. е. верю, что пост - революция будет, но боюсь контр - революции.

Потому и понятно есенинское восклицание в начале следующей поэмы:

Облаки лают,

Ревет златозубая высь...

Пою и взываю:

Господи, отелись!

Последний стих в свое время вызвал взрыв недоумения и негодования. И то, и

другое напрасно. Нечего было недоумевать, ибо Есенин даже не вычурно, а с величайшей

простотой, с точностью, доступной лишь крупным художникам, высказал свою главную

мысль. Негодовать было тоже напрасно, или, по крайней мере, поздно, потому что Есенин

обращался к своему языческому богу — с верою и благочестием. Он говорил: "Боже мой,

воплоти свою правду в Руси грядущей". А что он узурпировал образы и имена веры

Христовой — этим надо было возмущаться гораздо раньше, при первом появлении не

Есенина, а Клюева.

Несомненно, что и телок есенинский, как ни неприятно это высказать, есть пародия

Агнца. Агнец — закланный, телок же благополучен,

рыж, сыт и обещает благополучие и сытость:

От утра и от полудня

Под поющий в небе гром,

Словно ведра, наши будни

Он наполнит молоком.

И от вечера до ночи,

Незакатный славя край,

Будет звёздами пророчить

Среброзлачный урожай.

Таково будет царство телка. И оно будет — новая Русь, преображенная, иная: не

Русь, а Инония.

***

Прямых проявлений вражды к христианству в поэзии Есенина до "Инонии" не

было, — потому что и не было к тому действительных оснований. По-видимому, Есенин

даже считал себя христианином. Самое для него ценное, вера в высшее назначение

мужицкой Руси, и в самом деле могла ужиться не только с его полуязычеством, но и с

христианством подлинным.