Некрополь

воспел. Но, по слабости человеческой, он не захотел заметить внутренних, органических

причин, по которым она и после "грозы и бури" не двинулась по пути к Инонии. Он валит

вину на "город", на городскую культуру, которой большевики, по его мнению, отравляют

деревянную Русь. Ему кажется, что виноват прибежавший из города автомобиль,

трубящий в "погибельный рог". По какой - то иронии судьбы, только теперь, когда заводы

и фабрики фактически остановились, он вдруг их заметил, и ему чудится, будто они

слишком близко стали к деревне — и отравляют ее:

О, злектрический восход,

Ремней и труб глухая хватка,

Се изб бревенчатый живот

Трясет стальная лихорадка.

И промчавшийся поезд, за которым смешно и глупо гонится жеребенок, он

проклинает:

Черт бы взял тебя, скверный гость!

Наша песня с тобой не сживется.

Жаль, что в детстве тебя не пришлось

Утопить, как ведро в колодце.

Хорошо им стоять и смотреть,

Красить рты в жестяных поцелуях,

Только мне, как псаломщику, петь

Над родимой страной Аллилуйя.

Оттого то, в сентябрьскую склень,

На сухой и холодный суглинок,

Головой размозжась о плетень

Облилась кровью ягод рябина.

Оттого то вросла тужиль

В переборы тальянки звонкой,

И соломой пропахший мужик

Захлебнулся лихой самогонкой.

Надвигающаяся власть города вызывает в нем безнадежность и озлобление :

Мир таинственный, мир мой древний,

Ты, как втер, затих и присел,

Вот сдавили за шею деревню

Каменные руки шоссе.

Он сравнивает себя, "последнего поэта деревни" с затравленным волком, который

бросается на охотника :

Как и ты, я всегда наготове,

И хоть слышу победный рожок,

Но отпробует вражеской крови

Мой последний смертельный прыжок.

Он вернулся в Москву в угнетенном состоянии. "Нет любви, ни к деревне, ни к

городу". Избы и дома ему одинаково не милы. Ему хочется стать бродягой :

Оттого, что в полях забулдыге

Ветер громче поет, чем кому.

Он готов прикрыть свою скорбь юродством, чудачествами —

Оттого, что без этих чудачеств

Я прожить на земли; не могу.

Так пророк несбывшихся чудес превращается в юродивого, но это еще не

последнее падение. Последнее наступило, когда Есенин загулял, запил. Ему чудится, что

вся Россия запила с горя, оттого же, отчего и он сам: оттого, что не сбылись ее надежды

на то, что "больше революции", "левее большевиков": оттого, что былое она сгубила, а к

тому, о чем мечтала, — не приблизилась:

Снова пьют здесь, дерутся и плачут

Под гармоники желтую грусть.

Проклинают свои неудачи,

Вспоминают московскую Русь.

И я сам, опустясь головою,

Заливаю глаза вином,

Чтоб не видеть лицо роковое,

Чтоб подумать хоть миг об ином.

...........................................................

Что - то злое во взорах безумных,

Непокорное в громких речах.

Жалко им тех дурашливых юных,

Что сгубили свою жизнь сгоряча.

Где - ж вы, те, что ушли далече?

Ярко - ль светят вам наши лучи?

Гармонист спиртом сифилис лечит,

Что в киргизских степях получил.

Нет, таких не подмять. Не рассеять.

Бесшабашность им гнилью дана.

Ты Рассея моя... Рассея...

Азиатская сторона !

С этой гнилью, с городскими хулиганами, Есенину все же легче, нежели с

благополучными мещанами советской России. Теперь ему стали мерзки большевики и те,

кто с ними. Опостылели былые приятели, занявшие боле или мене кровавые, но теплые

места :

Я обманывать себя не стану,

Залегла забота в сердце мглистом.

Отчего прослыл я шарлатаном?

Отчего прослыл я скандалистом?

Не злодей я, и не грабил лесом,

Не расстреливал несчастных по темницам.

Я всего лишь уличный повеса,

Улыбающийся встречным лицам.

Средь людей я дружбы не имею.

Я иному покорился царству.

Каждому здесь кобелю на шею

Я готов отдать мой лучший галстук.

К опозорившим себя революционерам он не пристал, а от родной деревни отстал.

Да! теперь решено! Без возврата

Я покинул родные поля.

............................................................

Я читаю стихи проституткам

И с бандитами жарю спирт.

....................................................

Я уж готов. Я робкий.

Глянь на бутылок рать!

Я собираю пробки

Душу мою затыкать.

В литературе он примкнул к таким же кругам, к людям, которым терять нечего, к

поэтическому босячеству. Есенина затащили в имажинизм, как затаскивали в кабак.

Своим талантом он скрашивал выступления бездарных имажинистов, они питались за

счет его имени, как кабацкая голь за счет загулявшего богача.

Падая все ниже, как будто нарочно стремясь удариться о самое дно, прикоснуться к

последней грязи тогдашней Москвы, он женился. На этой полосе его жизни я не буду

останавливаться подробно. Она слишком общеизвестна. Свадебная поездка Есенина и

Дункан превратилась в хулиганское "турнэ" по Европе и Америке, кончившееся разводом.

Есенин вернулся в Россию. Начался его последний период, характеризуемый быстрой

сменой настроений.

Прежде всего, Есенин, по-видимому, захотел успокоиться и очиститься от

налипшей грязи. Зазвучала в нем грустная примиренность, покорность судьбе — и мысли,

конечно, сразу обратились к деревне:

Я усталым таким еще не был.