Некромант и такса

Душечка гордо вышагивал за нами следом, он нес мой плащ и трость в то время, как я держал на руках собаку. Еще дальше, на некотором почтительном расстоянии от нашей троицы, плелись любопытные. Отныне в Бромме я прославился наверняка. Я и сам не подозревал в себе подобных эффектных талантов. К тому же, я не уверен был, что публика, включая майора, видела то же самое, что и я. Слышала – тем более. Поняла – и подавно. И сам я сейчас вовсе не уверен, что не начудил сегодня чего-то непоправимого, неравновесного и неправильного. В конце концов, мой первый призрак, а я устроил такое представление. Да и майор хорош. Я в нем подобных талантов и подобного бесстыдства – сквернословить на соборной площади при большом стечении народа – тоже не подозревал. Даже для пользы дела это в моих глазах странно. Но они с Душечкой горды собой и за меня. И уверены, что я справился с заданием братства, а я их не разочаровываю.

Может быть, пока не привыкнут, всем новичкам не по себе, но мне кажется неверным вот так упокаивать призраков. Сначала обругать, потом разорвать на части. Пусть в неупокоенных другие не чувствуют следа жизни и не видят душу, но я-то… Это не подвиг. Мне совестно. Двадцать далеров я ей обязательно отдам. Долг совести.

И что-то мне нехорошо. Попозже допишу, что было с нами дальше.

Глава 7

Сейчас я немного пришел в себя, переоделся, согрелся, отхлебнул из великодушно оставленной мне майором фляжки его зелья храбрости, и возрожденное мной к жизни чудовище больше не орет. Спать не могу. Поэтому закончу день, а то потом не вспомню, что как было.

Я выспался днем, вечерним своим выступлением под стенами собора собрал под окнами вдовы толпу – для Броммы человек двадцать-тридцать, несомненно, толпа – и остался голодным, поскольку ужина в доме вдовы не подают, и кухарка со служанкой после обеда запирают кухню и кладовые.

Пути в столовую или в кабак были для меня заказаны, а есть хотелось. Я, недолго думая, решил осуществить сразу несколько планов в одном: сбежать от любопытных черным ходом, поужинать у Фалька за городом, посмотреть, чем занято наше разбойничье войско на постое (в прошлое посещение я никого, кроме самого Фалька, в лагере не застал) и, может быть, дойти до замка ночью, чтобы узнать побольше о загадочном профессоре, к которому ходят те, кто может его заинтересовать. Дело-то я не сделал. И не хотел в этом сознаваться, так мною были горды окружающие меня люди. Жестоко было их разочаровывать, в меня поверили как в силу всемогущую. Я и решил – тихонько, без шума и помпы попробую закончить то, за чем меня сюда послали.

Потом отдам двадцать далеров из гонорара за промах со старухой, и со спокойной совестью уеду.

В лагере Фалька котлы оказались вылизаны до блеска и валялись на траве, а наша буйная орава, набравшись по соседним поселениям вина, пива и яблочной самогонки, емкости от которых тоже были пусты, храпела без задних ног, включая самого Фалька. Вот еще люди, которым кучеряво живется – болтайся по окресностям за счет братства, ни в чем из своих примитивных желаний себе не отказывай. Ни забот, ни хлопот. Завидно мне.

С ужином меня постигла неудача. Но я еще питал надежды на пользу от встречи с ночным профессором. Я рассудил – раз мать девушки пускали в замок, может быть, и сама колдунья там работала или хотя бы заходила иногда. Не хотят мне рассказывать про ее жизнь в Могильцах, может, найдутся свидетели в другом месте. Ночью так ночью, я некромант, ночной колдун, я не в претензии.

Заблудиться или столкнуться с контрабандистами я не опасался. Княжеский замок все же. Контрабандисты – это на запад, ближе к границе, а в Бромме спокойно. К тому же я с собакой, которая предупредит меня, когда на дороге появится чужой. Ночью – я заметил это не впервые – песик мой ведет себя иначе, чем днем. Он подбирается, вытягивает в струнку свое длинное тельце и двигается между куртинами травы на обочине бесшумно и ловко, как пружинка. Не лает, не играет, не подбирает предметы или еду. Смотрит внимательно и чаще оглядывается на меня – вижу ли я, понимаю ли я, чем он занят. Видеть я видел, но не понимал.

У ворот все было так, как мне обещал сторож-инвалид. Ночь, лунный свет, красивая дорога, запертая на цепь решетка и мой профессор. Ждет меня, не боится ночи. Заинтересован. Зря, возможно. Таким, как он, меня следует опасаться больше, чем мне самому контрабандистов.

Профессор этот – привидение.

Я остановился на дороге шагов за десять до ворот, чтобы не смущать его. Жалоб на него не поступало, он в замке, скорее всего, был в порядке вещей. Вероятно, им даже гордились, старались не унижать и не обижать. Замок с привидением это романтичнее, нежели просто охотничий замок. Мне надо было решить, как отнестись к призраку. Не упокаивать? Уйти?.. Но профессор сам проскользнул между прутьев решетки и нетерпеливо устремился мне навстречу.

– Ну, что же, юноша, с удачей, – прошелестел он. – Теперь я вам обязан.