Не так страшен чёрт, как его малюют (СИ)

Квазимодо вновь плыл по течению, положившись на волю судьбы, поступавшей против его желаний. Он помышлял, откупившись от прево с его стражей, продолжать путь, но его задержали, приказали сесть в седло, что удалось проделать далеко не с первой попытки. Его искривлённое тело будто одеревенело, отказываясь подчиняться, вызывая хохот стражников. Он, с проворством ящерицы карабкавшийся по стенам, сидел в седле как бурдюк с простоквашей, по выражению хмурого Ле Пикарда, вынужденного идти пешком, ведя в поводу коня с необычным седоком. Квазимодо, опасаясь свалиться, цеплялся то за шею, то за гриву животного. Тристан Отшельник, этот строгий сторож, знавший в лесу каждую тропинку, каждое дерево, ехал впереди, не уделяя должного внимания трудностям своих спутников.

Квазимодо несколько успокоился, когда чаща осталась позади, сменившись виноградниками, но снова затрепетал, едва на горизонте показались крыши, печные трубы и шпили незнакомого города с возвышавшимися над всеми строениями башнями собора. То был город Тур и кафедральный собор Сен-Гатьен, где проводились службы несмотря на незавершённое строительство. Квазимодо ничего этого не знал, он не понял, что это тот самый город, который он видел в начале злополучного путешествия, и в который таки попал, сделав приличный крюк. Бедный звонарь тяжело задышал от сдавившего горло волнения, но не посмел беспокоить своих сопровождающих.

Процессия миновала городские ворота, весьма озадачив караульных, долго смотревших вслед горбуну. Тристан уверенно вёл Квазимодо и запыхавшегося Ле Пикарда по улицам, свысока взирая на прохожих. Квазимодо, пытавшийся запоминать дорогу, вскоре бросил зряшное занятие. Тур, хоть и значительно уступал Парижу по величине, так же суетился, точно гигантский муравейник. Всё вокруг было одинаково чужим, одна картина мгновенно затмевала другую, ускользая из памяти, в глазах рябило, в переполненной впечатлениями голове всё слилось в огромное аляповатое пятно.

Наконец путники добрались до мрачного трёхэтажного дома, украшенного изваяниями в виде химер, барельефами в виде верёвок и крюков.

— Нравится? — ухмыльнулся Тристан. — Это мой дом, Квазимодо. Поживёшь здесь, пока я не придумаю, что с тобой делать.

========== Глава 8. Ne faut pas faire d’un diable deux ==========

Комментарий к Глава 8. Ne faut pas faire d’un diable deux

“Не делай из одного дьявола двух” - французский аналог пословицы “Не так страшен чёрт, как его малюют”.

Тристан Отшельник, как мы уже указали читателю, был груб и жесток от природы. Богатая на междоусобицы эпоха, в которую ему выпало жить, ещё более развила в нём врождённые качества, а хитрый король, превосходно умевший разбираться в людях, нашёл им должное применение. Людовик Одиннадцатый предпочёл навыки и характер знатности происхождения и не прогадал. Давая Тристану поручение, он знал наверняка, что всё будет исполнено в точности, он не сомневался в верности своего куманька и закрывал глаза на нечистоплотность его поступков. Помимо рвения к службе прево обладал такой немаловажной чертой, как храбрость, но не той безрассудной отвагой, что заставляет очертя голову кидаться в пекло, а смелостью, побуждающей не отступать перед опасностью и не показывать спину врагу. При этом Тристан не отличался щепетильностью и никогда не брезговал заданиями, от которых честолюбивый дворянин предпочёл бы откреститься, а то и счесть личным оскорблением. Тристана боялись и ненавидели. Те, кто занимал недосягаемое для мести прево положение, пользовались своими привилегиями, демонстрируя презрение к нему, в глаза и за глаза величали мясником и негодяем, исподтишка высмеивали его фламандский акцент. Нельзя сказать, чтобы подобное отношение его совсем не задевало. Тристан был палачом, бравшимся за самую грязную работу по велению короля, но в нём сохранились понятия о воинском долге; церемония акколады*, произведённая над ним графом Дюнуа, ещё не изгладилась из его памяти.

В Квазимодо, всеми презираемом и ненавидимом, платившем злобой за неприязнь, преданном одному человеку, которого он превосходил в силе, но уступал по уму, прево увидел донельзя искажённое отражение самого себя. Подобное, как известно, тянется к подобному. Тристан Отшельник, проникнувшись несчастьями, преследовавшими горбуна, нарушил ради него собственные принципы, им же установленный закон, привёл к себе домой. Как действовать дальше — он пока не знал.