Не было бы счастья…

Антонина лишь плечами пожала: тётка Варя — рентген известный, как это ещё пол ребёнка на взгляд не определила? Но старуха, видно, новость сообщила вовсе не из желания лишний раз поглумиться над Выриковыми. Она следила за реакцией племянницы. А ну как известие сдвинет что-то в отношениях Олега с матерью. Но Тоня молчала, и напрягся только зять Гена, что до этого сосредоточенно точил нож, мерно шаркая лезвием по оселку. А после слов бабаниных словно задумался, да видать так сильно, что машинально трогал заточенное лезвие не глядя, пока вдруг не отдёрнул руку и прижал палец к губам. На майку упало несколько капелек крови. Старуха вскрикнула:

— Царица небесная, отрезал палец-то себе Гена, сынок! Как есть отрезал!

Тоня подхватилась, на тётку шикнула: не придумывай, мол, поранился просто. Быстро и без суеты вытащила коробку картонную от обуви, где лекарства хранились. Деловито возилась вокруг мужа, заливала злосчастный палец перекисью, бинтовала старательно. И всё время говорила ласково, словно с ребёнком, что непременно должен зареветь со страху. Ну порезался, с кем не бывает, хорошо, что не на улице, где грязь попадёт. А что испачкал майку — вот беда-то, тьфу и растереть. Хлоркой любое пятно выведешь. Тоне было стыдно признаться самой себе, что происшествие с мужем маленько обрадовало, оборвало неприятный разговор, и Гена наивный всё же выдал себя с головой. Бабаня, конечно, зятю сочувствовала, но новость-то козырная, выходит, задаром пропала? И старуха, придвинувшись ближе, отчаянно пыталась придумать, как свернуть разговор на такую интересную тему.

— Гена, сынок, ты, может, чайку выпьешь или рюмочку налить тебе? Ишь как все об тебе заботятся, потому уважение в нормальных семьях завсегда друг к другу. А бывают такие, им что мать родная, что дети… Как у Выриковых этих шалопутных. Нинка, говорят, дочку на порог не пустила, ага. Вытолкала взашей вместе с пузом. Все соседи слышали, уж так орали, так материлися, что щепки летели. Даже подрались. Гришка ханыга еле растащил. Лидка-то мать частила по-всякому: и дура старая, и пьяница. А Нинка в ответ, мол, иди откуда пришла, обратно мне нагулянное дитя спихнуть хочешь? С кем его нагуляла, к тому и возвращайся. Устроилась потаскуха, она будет каженный год рожать и всех на материну шею садить. Лидка руки в бок: я, кричит, тута прописана, отсужу полдома и выгоню вас с хрычом старым Гришкой на улицу. Мне государство обязано помогать как одинокой матери, а не вам. Сколь угодно ещё нарожаю, вас не спрошу. А захочу ещё и Вальку обратно заберу и мне пособиев дадут, и алименты с бывшего мужика обратно потребую.

— Так она что ж не знает, что девочка… что Олег забрал ее? — пугливо бросив взгляд на жену, спросил Геннадий.

— Дак, видать, не знает, — всплеснула руками бабаня. — Нинка-то, поди, тоже не знает, вот и не сказала ничего.

Антонина под предлогом, что ужинать пора, метнулась в кухню. Ей срочно понадобилось остаться одной и подумать, а не принесёт ли появление распроклятой Лидки выгоды? Может, забери она дочку и всё закончится само собой? И если Олег расстроится таким решением, то она как раз получится понимающей матерью, что пришла с утешением и отодвинутся все распри и обиды на задний план, раз сыну понадобилось участие. А ещё лучше, если бывшая невестка уберётся с глаз долой вместе с ребёнком, чтобы и адреса не оставила. Ну погорюет Олежек несколько дней, ну неделю, а потом и поймёт, что расстался с ярмом, и вновь свободный мужик — гуляй не хочу. Разве для мужика одинокого ребёнок в радость? Небось и женщину забыл, как приводить. Девочка-то уже не маленькая, уложил спать и крути любовь. Да и не всякая согласится хороводиться, если у мужчины дитё на руках. Вот она, Тоня, ни в жизни бы не согласилась. Ну а если по закону Лидке ребёнка не отдадут, то можно и помочь: уж у неё дорожка-то в важные кабинеты проторена, Антонине Князевой не откажут. Главное, чтобы сын не узнал, чьих рук дело. Задумалась, аж застыла на месте с ложкой в руке, пока не зашкворчала сердито картошка на сковороде, намекая, что помешать бы надо. А бабаня, наспех сочинив, что немедля должна к Лизе наведаться, потому как обещалась Тимофеичу народный рецепт от радикулита, от ужина отказалась. Собралась мигом как на пожар и след простыл. Побежала сестре доложить и про возвращение Лидки, и то, как среагировала Тонечка. Да пусть их, ишь забегали.

Антонина всю ночь ворочалась, прикидывала, сгодится ли такой способ избавления от маленькой соперницы или выйдет ещё хуже, чем было. А ну как Олег дознается или сболтнет кто ненароком — всем рот-то не закроешь — и страшно даже представить, что тогда будет. Страшное, по её мнению, то, что лишится она навсегда даже слабой надежды на возвращение сына.