Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

Из душевой она вышла более успокоенная и прилегла на кровать в ожидании Сьюзен. "Как здорово, что мы встретились, — размышляла Инга. — Именно такой друг мне необходим сейчас. Со Сьюзен я смогу всем поделиться. Если мне будет совсем плохо, когда вернется Саша, смогу даже у нее пожить и с ее помощью приспособиться к самостоятельной жизни. С появлением Сьюзен у меня закончилась пора одиночества! — радостно заключила Инга. — Даже если в ее жизни что-то изменится, и она все же решит выйти замуж, все равно она всегда будет мне подспорьем. Она из тех людей, кто если уж привяжется, если проникнется доверием к человеку, то до конца. Это видно…" — размышляла Инга о своей жизни в перспективе, и ей становилось хорошо, спокойно и защищенно.

Сьюзен вернулась примерно через час. Впечатлением об игре она не поделилась, не спросив и Ингу ничего об этом. "Она, судя по всему, не хочет вообще говорить на эту тему, так как ее игра, вероятно, была неудачной и она немало проиграла", — решила Инга, тоже совсем не рвущаяся рассказывать о своем позоре и вообще вспоминать о нем когда-либо… С искусственной веселостью Сьюзен предложила Инге как можно скорее собраться, чтобы успеть выполнить намеченную программу последнего дня, в том числе на вершине "Эйфелевой башни" в гостинице "Париж"…

В ресторане они сели у окна, где открывался вид на центральную часть бульвара с танцующей стеной-фонтаном…

Когда официант наполнил их бокалы шампанским, Сьюзен тут же подняла свой, признавшись, что сегодня у нее день рождения, и сказала:

— You are so nice person, Inga! You are so beautiful! I fell in love with you (Ты такой прекрасный человек, Инга. Ты так прекрасна. Я влюбилась в тебя), — завершила Сьюзен свою речь со слезами на глазах.

— Happy birthday, Susan! I love you too! (С днем рождения, Сьюзен. Я тоже тебя люблю) — с такой же сентиментальностью в голосе ответила Инга.

В гостиницу они вернулись к полуночи и после обычных гигиенических процедур, уже не говоря друг другу ни слова, обессиленные от усталости, улеглись на свои постели.

Инга сразу уснула, и ей приснился эротический сон, в котором какие-то неведомо кому принадлежащие руки гладят все ее тело, пробираясь к самым сокровенным местам. Она хочет оттолкнуть, сбросить с себя эти руки, но они не поддаются. Руки какие-то странные, слишком мягкие, нежные, не похожие на мужские.

И вдруг… она пробуждается, вскакивает с ощущением кошмара от осознания, что рядом в ее постели лежит Сьюзен. Инга глянула на нее, испуганную, как схваченный за руку вор.

Страшная тошнота закружила голову и сдавила горло. Она бросилась в ванную. Там из ее рта выплескивались, казалось, не только все деликатесы, съеденные в ресторанах Лас-Вегаса, не только все, что она съела в Америке за все годы жизни здесь, но все внутренние органы…

Инге было плохо, по-настоящему плохо и морально, и физически. Когда рвота прекратилась, она впала в истерику. Она не знала, что делать и куда деваться. Хотелось просто выскочить из номера. Но куда в ночном белье?! А как снова смотреть на Сьюзен? Ее снова потянет на рвоту, она это точно знала.

— Inga? If you want, I will live our room immediately (Инга, если ты желаешь, я покину нашу комнату немедленно), — услышала она виноватый голос Сьюзен за дверью.

— Yes, I want (Да, я желаю), — ответила Инга, неприкрыто выражая неприязнь к американке.

Голос замолк. Инга простояла в ванной столько времени, сколько, по ее прикидкам, понадобится Сьюзен, чтобы все проверить в номере и уйти. Она прислушалась. За дверью никаких шорохов. Она вышла из ванной с намерением сразу подойти к телефону, дабы тут же поменять свой билет на другое время, чтобы не лететь с Сьюзен в одном самолете, так как не представляла, как сможет на нее смотреть без отвращения.

Но, к своему ужасу, она увидела сидящую в кресле заплаканную Сьюзен. Весь облик Сьюзен выражал такой глубины покаяние, такое ощущение виновности перед русской приятельницей, что пренебречь этим уже было на грани жестокости. Потому Инга нехотя села на кровать, по отношению к которой кресло Сьюзен находилось как бы на перпендикулярной линии, и это давало возможность не видеть глаз виновницы…

Сьюзен, рыдая, поведала Инге ужасную историю своей жизни. Суть этой истории в том, что она не родная дочь своих родителей, которые не могли иметь детей. Они были очень богаты. Сьюзен они удочерили, и до двенадцати лет ее жизнь была похожа на сказку. Родители наряжали ее в самые дорогие наряды, возили с собой в путешествия.